Свора маркиза дю Люара, любимым местом охоты которого был Сен-Фарго, насчитывала сотню собак: больших псов, весящих каждый между сорока и сорока пятью килограммами; с глубоким голосом, крепкими конечностями, двухцветного или трехцветного окраса — черного, огненного и белого — и длинными ушами. У каждого есть своя кличка, звучащая как прозвище французского гвардейца». Они полны огня и рвения, но мгновенно подчиняются голосу доезжачего!
Над всем этим звучит фанфара, предупреждающая медные рожки, на которых играет осеннее солнце. У каждого выезда свой звук рожка. Невозможно было знать их все, но следовало различать звук местных и знаменитых выездов. Играть на рожке было и остается целым искусством, потому что необходимо объявлять различные этапы охоты: вижу зверя, вперед, вошел в воду, вышел из воды, сигнал к травле и так далее.
Две даты отмечают охотничью жизнь: конечно, это день святого Юбера и пасхальный понедельник, обозначающий закрытие охотничьего сезона. В Сен-Фарго повсюду отмечали день святого на масленицу, то есть через несколько месяцев после латы, предписанной календарем. Напротив, в замке Карруж, в Нормандии, Святой Юбер празднуется в августе, что доказывает, что речь идет об очень покладистом святом.
Как бы там ни было, торжественная месса, которую служили в часовне замка, собирала большую толпу. «В первом ряду стояли цветы[17] выездов, а перед главным алтарем лучшая собака-ищейка, которую держал на поводке доезжачий…». Сцена прекрасна, и не стоит поднимать шум! Почему собака, Божье создание, не имеет права войти в церковь? На выходе священник благословлял свору и раздавал ей немного освященного хлеба. Потом приходил черед людей и лошадей.
В замке Эсклимон, между Шартром и Рамбуйе герцог де Додувиль и его брат герцог де Бисаксиа устроили во время Второй империи псовую охоту в лесу Рамбуйе. После смерти первого герцог де Бисаксиа отказался от псовой охоты и довольствовался ружейной охотой, которая была у него одна из трех самых больших во Франции, две другие устраивались, разумеется, в Буа-Будране, а также в Во-ле-Виконт, у месье Соммие, крупного владельца сахарных заводов.
В отличие от Буа-Будрана Эсклимон имеет свою историю. В 1543 году архиепископ Тура построил то, что в то время было мощным четырехугольным зданием, окруженным круглыми башнями и находящимся посреди пруда. Великим человеком в истории замка остается канцлер Юро де Шевиньи, который попытался, собрав их в замке, помирить католиков и протестантов, впрочем, не преуспев в этом. Екатерина Медичи про вела в этом величественном сооружении некоторое время. В XVII веке, чтобы открыть внутренний двор, были снесены две боковые стороны здания. На слишком суровом фасаде сделали высокие окна. Три герцогини сменяли в замке друг друга: герцогиня де Лаваль, герцогиня де Люин и герцогиня Монморанси. Именно от нее получил в наследство замок Состен де Ларошфуко, герцог де Бисаксиа, а затем де Дудовиль, которого я упоминала выше. Очень богатый, он решил изменить внешний вид замка, переделав его в стиле «Ренессанс — замки Луары». Результат вызвал всеобщее одобрение. Только одна бойница XV века избежала реконструкции.
Приукрашенный таким образом замок оказала готов с блеском принимать. Во времена, которые нас интересуют, хозяйкой замка была герцогиня де Бисаксиа, урожденная Кольбер, которая умела с большим обаянием принимать многочисленных гостей мужа. На этот раз речь шла об охоте на куропаток, и картины с семью или восьмьюстами убитых птиц не были редкостью. Даже когда «стволы» не были самого лучшего качества. Так, некий супрефект избрал в качестве мишени, Бог знает почему, герцога де Фитц-Джеймса. Однажды последний, будучи в очередной раз «посолен», почувствовал, что терпение покинуло его. «Пусть тот, кто выстрелил, поднимет руку!» У виновного супрефекта хватило мужества признаться, и он «почувствовал, как дробь его жертвы просвистела около его пальцев».
Самым неловким из охотников был, по всей видимости, маршал Мак-Магон — владелец в Луаре замка Монкрезон, в котором он умер 8 декабря 1893 года, но в котором никогда не охотился, так как его репутация была окончательно подорвана. Так, когда он охотился на кроликов у герцога де ля Тремуй, он был настолько грозен, что его адъютанты были вынуждены раздвигать ноги, чтобы давать дорогу дроби, которую победитель при Мажента считал совершенно безобидной. Надо было иметь крепкое сердце, чтобы приглашать этого старца, кстати, очень милого, но на редкость наивного, что создало ему определенную репутацию глупца. Его «высказывания» были грандиозны. Однажды, посещая госпиталь, он остановился перед кроватью больного тифом и заявил ему. «Тиф? Я знаю, что это такое. У меня он был. От него или умирают, или становятся идиотами.» В другой раз он приехал в Тулузу во время большого наводнения 1875 года и не нашел ничего, чтобы поддержать пострадавших, кроме этих лаконичных слов: «Сколько воды, сколько воды!». С ружьем в руках он был также неловок, стрелял во все стороны, сея панику вокруг себя.