В зрелом возрасте Шатобриан побывал в замке всего четыре раза: на бракосочетании своего брата, во время революции, перед своим отъездом в Америку и, наконец, после возвращения — в 1801 году. Однако воспоминание о родовом гнезде всегда жило в его душе. Позднее он признавался в письме к мадам де Сталь: «Именно в лесах Комбура я стал самим собой, именно здесь я ощутил в себе ту меланхолию, которую пронес затем через всю жизнь, ту особую грусть, которая стала мукой моей жизни и заменой счастья…»
Внучатый племянник писателя, отреставрировавший и перестроивший замок, свою единственную дочь назвал Сибиллой. Писатель Прэнге знавал ее еще до ее брака с Дюрфором. Он описывал ее как девушку «ослепительной красоты, одетую во все розовое…» За несколько недель до этого Прэнге ехал со своей матушкой поездом в Динар Неожиданно поезд остановился на каком-то полустанке. Кондуктор объяснил, что поезд всегда останавливается в Комбуре, когда на нем едет графиня де Шатобриан… То были прекрасные времена, когда еще наша республиканская демократия глубоко чтила графский титул и писательскую славу.
Прекрасная Сибилла по характеру удивительно походила на знаменитого предка. Естественно, она возглавила французское отделение общества друзей Шатобриана и в качестве его председателя принимала в замке интеллектуалов и ученых. Сама Сибилла жила то в Париже, то в Комбуре. В: ее отсутствие главным «жрецом культа Шатобриана» становился ее верный друг и преданный поклонник каноник Мунье. Именно ему было предоставлено право вслух читать графине отрывки из мемуаров писателя. Вместе они с головой ушли в архивную работу, открывая все новые и новые письма, черновики и подробности о жизни писателя.
Однажды графиня и каноник обедали у мадам Альфонс Доде в обществе писателя Жюля Леметра, который, как известно, ненавидел романтизм, да и весь XIX век. Бесцеремонный Леметр принялся критиковать Шатобриана. Возмущенная графиня не стала демонстрировать своего гнева, а лишь спросила каноника, что он обо всем этом думает.
— Пусть эта моська полает на нашего слона, — ответил тот.
Когда в 1944 году каноник в возрасте девяноста лет скончался, его престарелая служанка утешалась, говоря сквозь слезы:
— Господин каноник наконец-то счастлив. Теперь он сможет встретиться на небесах с виконтом де Шатобрианом…
Каноник оставил дневник, впоследствии изданный, который ярко свидетельствует о том, что этот скромный человек мог бы быть не только читателем, но и прекрасным писателем. Впрочем, в своем дневнике он пишет о графине Сибилле куда больше, чем о ее дедушке.
Так, например, 15 февраля 1915 года он пишет: «Видел графиню де Дюрфор, которая поведала мне о том, что Комбур на время войны превращен ею в госпиталь. На башнях реют белые флаги с красными крестами. Столовая и зал превращены в больничные палаты. Графиня жаловалась на недостаток перевязочных средств и на то, что девушки Комбура безбожно флиртуют с несчастными ранеными. (Особенно этим отличается дочь фармацевта). В настоящий момент в госпитале тридцать четыре пациента».
Каноник горько сетовал на то, что французские раненые и немецкие военнопленные, присланные сюда префектом для очистки замкового пруда, изгнали из Комбура дух старины и память о великом писателе. Однако опасения оказались беспочвенными. Рано или поздно войны заканчиваются, и все возвращается на круги своя.
В наше время о Комбуре заботится новая хозяйка — графиня де Ла Тур дю Пен.
Когда Альфонс Доде женился на Жюли Аллар, чей дед был мэром Бувре, он еще служил секретарем у герцога Морни, хотя уже был к тому времени известным писателем. Сборник стихотворений «Воспоминание» и три пьесы для театра вывели его в «первый эшелон» писателей своего времени.
В браке Альфонс был счастлив. Он любил свою жену, та платила ему взаимностью и всегда оставалась по-настоящему преданной и верной своему мужу. У них было трое детей: сыновья Леон и Люсьен и дочь Эдмея. Семейное благополучие, исключительно благодаря мудрости Жюли, не нарушали даже многочисленные любовные похождения Альфонса. Впрочем, мог ли он устоять под натиском многочисленных экзальтированных поклонниц, которых привлекали не только его талант и слава, но и красивая «арабская» внешность?
Однако во всех любовных безумствах писатель неизменно превыше всего ставил семейные интересы, а супруга не позволяла себе опускаться до сцен ревности и всегда оставалась первой почитательницей его таланта. Она охотно взяла на себя обязанности его помощника и секретаря. Жюли не только редактировала рукописи, но и записывала в особый дневник все суждения и высказывания мужа.