- Хорошо, - сказала Диана. - Ты не хочешь даже поговорить со мной?
- Я никогда не скрывал своей... некоторой нелюбви к тебе. Ты знаешь, я не из тех, кто скрывает эмоции. Поэтому буду очень рад, если ты немедленно покинешь мой клуб. Что касается твоего вопроса, то у нас с братом все прекрасно. И не стоило разыгрывать тут спектакль: если хочешь поговорить с Фредериком, доставай его.
Диана резко поднялась из-за стола и ушла, даже не попрощавшись. Винсент ничуть не расстроился, только Кристина с удивлением смотрела вслед Уилсон.
- Странная женщина, - пробормотала она.
Винсент пожал плечами:
- Ей нравится представлять себя как блондинку. А еще она до сих пор влюблена во Фредерика, так что я ей сочувствую.
- Ты всегда сочувствуешь пассиям своего брата?
- Когда знаю, что они ему безразличны.
Кристина оглянулась на сцену и только теперь увидела, что за время разговора с мисс Уилсон Forever успели уйти со сцены.
- Пойду к своим мальчикам. Ты будешь здесь?
- Нет, поеду домой. Я тоже устал.
Кристина кивнула:
- Тогда зайду к вам на днях.
- Конечно. Либо я, либо Фредерик будем дома. У нас заслуженные выходные.
Снова кивнув, Кристина поднялась из-за стола и пошла к гримерке. Ей показалось, она еще раз или два увидела мелькнувшую в толпе блондинку... но не была уверена.
Открой глаза.
Винсент послушно распахнул глаза и уставился в потолок. В комнате не было темно, царил полумрак, так что он отлично видел окружавшее пространство. Несколько секунд понадобилось на то, чтобы восстановить дыхание.
Винсент сел на диванчике, отчего тот стыдливо скрипнул. На самом деле, его давно пора выкинуть на помойку, но какой-то техник притащил его в Куб, а Винсент сразу, как только увидел, распорядился отнести в одну из каморок. Тут стоял всякий хлам, и почти никто никогда не заходил - идеально, как полагал Винсент. Его маленькое убежище, где он любил иногда прятаться и размышлять. Или спать.
В стены бился бас. Такой размеренный, что он убаюкивал. Винсент стер с подбородка кровь: кажется, во сне он все-таки прокусил губу.
И на этот раз он помнил кошмар.
Ани постаралась на славу. Она охраняла сны брата той ночью, и еще неделю после никакие кошмары не беспокоили Винсента. А может быть, он просто был слишком занят в издательстве. Но сегодня ни это, ни чужая кровать не спасли его от новых снов.
Воспоминания о кошмаре лезли в голову, словно назойливые мухи, хотя Винсент предпочел бы забыть. Рывком поднявшись с дивана, он почти выскочил в дверь, а оттуда - в зал клуба. Посетителей было полно, и Винсент сделал вывод, что не так уж долго спал. Он подошел к баристе, Сьюзи. Она с удивлением посмотрела на него:
- Ого, Винсент, ты что-то паршиво выглядишь.
- У тебя есть снотворное?
- Что?
- Таблетки. Крепкий сон без сновидений.
- Да, конечно. Ты же знаешь, у меня порой бывают с этим проблемы после смены.
- Можешь дать мне парочку?
Сьюзи оглядела Винсента и, вздохнув, полезла в сумочку.
- Двух штук вполне достаточно, - сказала она, протягивая пузырек. - Не перестарайся.
- Я хочу спать, а не умереть.
Взяв пузырек, Винсент вернулся в каморку и плотно претворил за собой дверь. Он выпил три таблетки, запив их прихваченным из бара стаканом воды. Едва его голова коснулась подушки, Винсента снова обступили сны и видения: образ четок в руках Анны, ванная с кровью и ковер из цветов. Он чувствовал вкус шампанского на губах, а руки казались липкими от крови.
И главное, он ощущал незримое присутствие Лукаса. Не видел его, но почти ощущал кривую усмешку. И шепот.
Беспокойные духи не оставляют грешников.
Но таблетки подействовали. И все образы ушли.
Прости меня, ибо я согрешила.
Ей не хотелось просить благословения. Ей вовсе не хотелось исповедоваться в делах, которые она успела совершить. Но ей было необходимо, чтобы ее простили. Пусть не люди, они все равно ничего не понимают. Нет. Ей было нужно прощение высшего суда.
Тонкие пальцы перебирали четки, но в этих движениях не было осмысленности. Ее сознание оставалось далеко от тех простых жестов, которые она сейчас совершала. И стоя на коленях, молитвенно сложив руки со сжатыми в них четками, Анна шептала слова молитв. Но на самом деле, единственное, чего она хотела, это прощение.
Анна никогда не была фанатичкой. Но воспитанная в строгой католической семье, она с детства привыкла к мысли о том, что Бог существует и откуда-то сверху смотрит за каждым ее шагом. Маленькая Анна боялась нарушать правила. Не потому что ее пугали родительские наказания. Она боялась, что может последовать наказание божественное.
- И прости нам грехи наши...
Со временем Анна создала собственное представление о Боге, но предпочитала ни с кем не делиться своими мыслями. Для нее Бог был грозным созданием, который может покарать. А может, и нет. Но не стоит искушать судьбу, не стоит гневить его без надобности. Потому что Бог управляет судьбой. В его власти повернуть ее в неугодное русло.
Сейчас Анна полагала, что ее судьба идет по вполне себе приятному пути. У нее даже есть Винсент, и пока никуда от нее не денется. И все же Анна чувствовала, что ей стоит попросить прощения. Ей надо быть прощенной. Чтобы грозный Бог внезапно не припомнил должок.
Кроме того, она искренне сожалела о том, что случилось, казалось, так давно. Это было случайностью. Нелепой, ужасной случайностью - по крайней мере, именно так хотелось думать Анне. Она верила в простую философию Уэйнфилдов: воплощай желания. Ей казалось, ее Бог тоже на ее стороне в этом нелегком деле. Ведь разве он не хочет, чтобы его создания были счастливы? Просто большая часть из них не разумна и глупа, им требуются нормы и предписания, иначе они потеряются в этом мире. Потому в религиях столько правил. Но Анне это давно не нужно. Она полагала, что сама может рассудить, что есть хорошо, а что плохо.
Она оступилась только однажды. То есть она считала, что оступилась. И это был серьезный проступок. Тот, за который Бог может жестоко покарать ее. Поэтому ей надо вымолить прощение. Надо попросить о нем - и оно обязательно будет. Она не верила, что Бог не простит.
Пальцы Анны перебирали бусины четок. Губы Анны шептали слова, значения которых она не всегда понимала. Глаза Анны были закрыты, и взгляд направлен внутрь нее самой. Сердце Анны знало: час настал, Бог снова улыбается ей.
Прости меня, ибо я согрешила.
Диана Уилсон решила не звонить больше. Раз Фредерик не в состоянии даже протянуть руку и ответить на ее звонок, она поступит иным образом. Поэтому в восемь вечера следующего дня Диана была у квартиры Уэйнфилдов.
Она не сомневалась, что ей откроют. И не ошиблась.
- Диана? - на пороге стоял Винсент. Он и не пытался скрыть удивления и раздражения. - Что ты здесь делаешь?
- Мне надо поговорить с Фредериком. Он дома?
Винсент помедлил, но все же распахнул дверь перед неожиданной гостьей.
- Подожди в гостиной, он скоро выйдет из ванной.
Девушка прошла в комнату, где вальяжно устроилась на диване. На самом деле, она терпеть не могла квартиру Уэйнфилдов. Она всегда казалась Диане слишком мрачной. В ее собственном доме были огромные окна и тонкие, почти невесомые занавески - много света и простора, который она так любила. Здесь же не было ни того, ни другого: в угоду чувствительным глазам Винсента окна плотно закрывали старомодные занавески, под которыми были еще и жалюзи. Диана никогда не могла понять, почем не обойтись только жалюзи. В конце концов, они живут в современном мире, владеют мощным бизнесом и обширным капиталом. Почему бы Уэйнфилдам не позволить себе несколько прекрасных домов на окраине? И не жить всем вместе в этой средневековой берлоге, которую Диана считала слишком декадентской.