В общей сложности он прожил в небе около двух с половиной лет. Не чувствовал под ногами земли, не спал по ночам, тревожился за людей, доверивших ему свою жизнь, боролся с грозами, туманами, шел наперекор стихии. Сколько надо было при этом проявить самообладания, выдержки, находчивости, смелости и знаний!
Конечно, он и его экипаж активно изучают и внедряют все новое и передовое, что рождает авиационный прогресс, добиваются высоких экономических показателей. Другими словами, он передовик социалистического соревнования советских авиаторов, так же как в годы [79] войны был одним из ведущих боевых летчиков, по которым равнялись другие пилоты.
Павлов кавалер многих орденов и медалей СССР. Награжден югославским орденом «Партизанская звезда первой степени», а за подготовку летных кадров правительство Германской Демократической Республики удостоило его ордена «За заслуги перед Отечеством».
Летчик- ветеран советского Аэрофлота по праву считается признанным асом гражданской авиации. Когда пишутся эти строки, вероятно, где-то в бесконечных просторах неба двух полушарий ведет быстрокрылый корабль наш славный герой военных и мирных трасс… [80]
Глава шестая. Воспоминание о Бугойно
Самолет в болоте
Я получил задание: вылететь с грузом в район Бугойно. Лететь пришлось днем - поручение было срочное. Поэтому командование решило прикрыть транспортный самолет двумя истребителями. Сопровождать нас назначили двух храбрых летчиков, хорошо мне знакомых, славных ребят - Ивана Сошнева и Александра Шацкого.
Мы подробно обговорили детали полета, как поступать в случае встречи с противником, что делать, если на маршруте туман или сплошные облака над горами.
Первой поднялась в воздух моя тяжело нагруженная машина. Вслед за мной оторвались от дорожки и истребители. Первое время шли строем в безоблачном небе на высоте три тысячи метров. Через сорок минут показался вражеский берег, сплошь затянутый облачной завесой. Погода благоприятствовала нам. Над морем мы избежали неприятных встреч, а сейчас можно было уйти выше облаков и укрыться за ними от наблюдателей немецких пунктов противовоздушной обороны. Летели на прежней высоте, в верхнем слое [81] облаков, за сплошной мутной пеленой. Видимости - никакой.
Сопровождающие «ястребки» шли вплотную с обеих сторон нашей машины. Временами истребители казались продолжением крыльев большого самолета. Создавалось впечатление, будто я управляю причудливым четырехмоторным гигантом. Но нелегко приходилось Саше и Вайе сохранять четкость строя: им надо было искусственно держаться на нашей скорости, совершенно ничтожной для истребителей!
Время от времени я окликал их по командной рации.
- «Двойка»! «Пятерка»! Как дела идут?
- О'кэй! - шутливо отзывались они.
По расчетам, наша цель, посадочная точка близ местечка Бугойно, должна была находиться в тридцати минутах полета от адриатического побережья. Мы уже пересекли горный хребет, высота которого достигала тысячи семисот метров. Мысль о возможности столкновения в воздухе ни на минуту не покидала нас троих. Шацкий и Сошнев, напрягая все свое внимание, вели самолеты по контурному очертанию моего корабля, едва различимого в густой облачной пене.
Наконец в разрыве между облаками мелькнули одна за другой горные вершины, слившиеся затем в сплошной барьер, густо поросший лесом. Обескураженный этим непредвиденным препятствием, я собрался было набирать дополнительную высоту, как вдруг между утесами возник провал широкой долины, блеснула нужная речушка. Мы опустились в эту долину и тотчас же увидели дым костров: партизаны указывали нам место посадки и направление ветра.
По командной радиостанции напомнил сопровождающим о нашей договоренности: истребители ждут меня в воздухе, а я сажусь, быстро разгружаюсь, и мы все вместе ложимся на обратный курс. Мы еще на базе решили, что истребители не будут приземляться - в условиях партизанских площадок каждая посадка сопряжена с известным риском, зачем его увеличивать?
Я развернулся, прошел над площадкой, знакомясь с ней, с посадочным знаком, потом опять развернулся в двух километрах от костров, выпустил шасси, затем щитки, потерял высоту, погасил скорость и нормально опустился - на три точки.
Тут началось непонятное. Самолет, зарываясь колесами [82] в землю, покатился, увязая во влажном грунте. Затем он клюнул носом и так резко поднял хвост, что я с трудом выровнял машину. Не пойму, в чем дело.
- Ты шасси-то выпустил? - спросил я бортмеханика.
- Как же не выпустил?
- Где же оно?
Борю редко покидало чувство юмора:
- Если будем разыскивать шасси, то весь самолет утопим в этом чертовом болоте!
И верно, машина наша уже не катилась и не стремилась встать на нос: тихо и безмятежно покоилась она на земле, упершись в нее плоскостями, в то время как нижняя часть фюзеляжа ушла в трясину, а лопасти воздушных винтов рассекали грязь.
Не со злым ли умыслом нас посадили в болото? Кроме того небольшого заболоченного клочка, где мы приземлились, кругом была относительно сухая почва!
К самолету со всех сторон сбегались загорелые вооруженные люди в поношенном солдатском обмундировании и в пилотках с красными звездами. Они шумно приветствовали нас. Однако мне некогда было отвечать на приветствия. По командной рации я связался с истребителями:
- «Двойка»! «Двойка»! Я десятый! Как слышно?
- Я - «двойка», слышу отлично, - тотчас отозвался Саша.
Истребителям прикрытия я предложил немедленно возвращаться на базу. Было совершенно очевидно, что прежний план отпадает: я выберусь отсюда не скоро, если вообще выберусь. Что же они, будут без конца надо мною кружиться, что ли? А горючее? А немцы?
Но моих упрямых товарищей не так-то легко было уломать, они предложили тотчас же сесть возле меня и помочь выпутаться из беды. Такое решение было бы безрассудным. Немецкий гарнизон находился в двадцати километрах… Пусть на крайний случай погибнет один транспортный самолет, который мы к тому времени разгрузим, зачем же еще вдобавок рисковать истребителями, которые на земле совершенно беспомощны! А пока они в воздухе - уйдут, отобьются!
Даю «двойке» последнее напутствие:
- Разгоняй машину, сделай горку, пробивай облака, курс на базу - двести тридцать градусов. Понял? [83]
Гляжу, «двойка» перешла в пикирование над долиной, взмыла ввысь и исчезла в облаках. Там, где-то над их непроницаемой пеленой, кружится «пятерка». Встретятся, договорятся, уйдут. Хорошо, если так! Но…
Я не без оснований беспокоился за «двойку»: не шутка пробиться сквозь толщу облаков. А вдруг какой-нибудь пилотажный прибор откажет? Тогда истребитель будет напоминать голубя, сброшенного с крыши с завязанными глазами. Такой голубь не расправляет крыльев в воздухе, а камнем падает вниз и разбивается…
Не успел я подумать о голубе, как «двойка», беспорядочно падая, вывалилась из облаков… В последующие секунды я, закусив губу, молча наблюдал за истребителем. Прибегать к командной радиостанции было бесполезно: в таких случаях не следует подсказывать пилоту, говорить «под руку». Если не растеряется, справится сам!
Только про себя я твердил: «Ну же, выводи, выводи, черт побери, что медлишь? Ведь сейчас земля, мокрое пятно от тебя останется!»
Саша сумел овладеть собой и машиной. Стремительное падение «двойки» прекратилось, самолет перешел в режим горизонтального полета.
- Саша, - сказал я, - ну и напугал же ты меня! Ничего, теперь крепись, разгоняй снова, увеличивай скорость, на выходе дай форсаж, и все будет в порядке. А над облачным колпаком тебя Ваня ждет. Счастливого пути!