Пока экипажи изучали по карте маршрут предстоящего полета, у наших машин собрались офицеры из штаба Народно-освободительной армии Югославии и советские офицеры связи. Поднявшись по лесенке и войдя в самолет, я увидел на сиденье по левому борту пассажира. Он был одет в светло-серый плащ, звездочка на пилотке поблескивала эмалью. Лицо его показалось мне знакомым. Готовый сорваться с моих уст вопрос был предупрежден легким прикосновением чьей-то руки. Я обернулся. Заместитель начальника советской миссии Мельников предупредил какие бы то ни было расспросы:
- Занимайтесь своим делом! [97]
Пассажирская кабина наполнилась офицерами. Командир нашей группы Герой Советского Союза полковник В. Щелкунов, прибывший на остров, напомнил о спасательных жилетах. Я вынес их в кабину, и все занялись подгонкой жилетов и лямок парашютов. Я помог и незнакомцу надеть спасательный жилет, положил возле него парашют.
Когда приготовления в кабине подходили к концу, я вышел осмотреть самолет снаружи. Убедившись, что колодки из-под колес вынуты, струбцины с рулей глубины сняты и трубка «Пито» расчехлена, я возвратился в самолет.
В абсолютной темноте медленно подруливаю к границе летного поля, где оно упирается в покатый склон. Отсюда будем стартовать. Поставив самолет на линию взлета, опробую моторы. Их мерный рокот прорезывает тишину, корабль вздрагивает. Механик докладывает о готовности материальной части. Даю команду: «Взлетаем!» До отказа посылаю вперед рычаги секторов газа, отпускаю тормоза и веду машину на взлет. Пилотирую только по приборам, через стекла фонаря кабины ничего не видно - кругом темень. Чувствую, самолет покинул землю; продолжаю наращивать скорость, зная, что она пригодится: впереди нагорье, которое вот-вот встанет перед носом корабля. Легким движением штурвала на себя поднимаю самолет вверх. Слева и справа холмы закрывают видимость еле заметного горизонта. Лавирую меж них, чтобы быстрее преодолеть препятствия. Внизу проплыли склоны гор, выступил обрывистый берег. Мы держались на высоте трехсот метров. Вдруг ослепительный луч прожектора ударил сверху в борт фюзеляжа, пополз по хвосту. Надо поскорее вырваться из этого огненного столба! Снижаюсь, чтобы спрятаться за барьером гор, и еще больше увеличиваю скорость. Когда назойливый луч застрял в расселинах скал, самолет уже спокойно, на высоте пятидесяти метров, шел над морем своим курсом.
Прожектор встревожил нас не на шутку. На острове Вис базировались союзные истребители ПВО. И их зенитная артиллерия была всегда наготове. Что разыскивали прожекторы? Трудно сказать. Во всяком случае, нас могли «случайно» подбить.
Штурман передает:
- Командир, курс девяносто градусов. [98]
Меняю курс, перевожу самолет в набор высоты. Необходимо «подпрыгнуть» на уровень три тысячи метров - впереди вражеский берег, территория, занятая противником. Бороздя по ночам воздушные просторы над Балканами, я изучил с высоты полета цепочки гор, отдельные вершины, служащие хорошими ориентирами, горные реки и дороги, по которым зигзагами между склонами цепочкой вьются огоньки.
Мы на заданной высоте. Под нами берег. Дальше - горы. Они то врезаются в сизые, торопливо бегущие облака, то опускаются, выравниваются, переходят в плато. Местами скалы расступаются, образуют глубокие ущелья.
Полет проходит спокойно. В пилотскую кабину заходит главный штурман генерал-майор Соколов. Он интересуется расчетами, местонахождением самолета и другими деталями. Даю ему своего рода интервью во фронтовом небе. Сообщаю, в частности, что пролетаем сейчас реку Сутеска, где в июне 1943 года окруженные части НОАЮ приняли на себя удар вражеских сил, в шесть раз превосходящих по численности и вооружению; кольцо смерти тогда было прорвано.
Чем дальше мы продвигаемся на восток, тем заметней преображается рельеф местности: скалистые берега Адриатики сменяются округленными возвышенностями, все больше пологих холмов и гор, поросших сплошным лесом, широких долин. Позади остались Восточно-Сербские горы. Многоводный Дунай зеркальной дорогой уходит в сторону от нашего пути. Внизу мерцают вспышки ракет, тьму прорезают всполохи орудийных залпов.
Скоро линия фронта. Пересекаем ее относительно спокойно и оказываемся над равниной Румынии - теперь она уже освобождена от оккупантов. Бортрадист держит связь с пунктом посадки и базой. Вот наконец и город Крайова…
Штурман уточняет время прибытия. Начинаем снижение. Метр за метром теряем высоту. Пассажиры спокойны - им объявлено о том, что рейс подошел к концу. Высота 600 метров. Видно очертание города. Вдали зажглись стартовые огни аэродрома - стало быть, нас ждут, встречают. Делаю привычный круг над аэродромом и захожу на посадку. Приземляюсь, заруливаю к месту, указанному дежурным, и останавливаюсь. Полет окончен. [99]
Пассажир, летевший в самолете, благодарит сопровождающих командиров, экипаж за благополучный полет, пожимает всем руки и спускается по трапу. На летном поле его встречают глава советской военной миссии в Югославии генерал-лейтенант Н. В. Корнеев, командир авиационного корпуса генерал-лейтенант авиации Г. С. Счетчиков и другие офицеры.
И тут мы впервые услышали:
- Товарищ маршал, с благополучным прибытием!
Так вот кого мы доставили в освобожденный Советской Армией румынский город Крайову! Пассажир, незнакомый мне, оказался человеком, о котором нам приходилось так много слышать на всех партизанских площадках, где доводилось приземляться, маршалом Иосипом Броз Тито. Вот он какой, маршал новой Югославии, создатель Народной армии, Генеральный секретарь Коммунистической партии Югославии, организатор освобождения своей страны от фашистских захватчиков…
- Бывают же такие встречи! - сказал мой бортмеханик, провожая взглядом автомобиль, в котором уехал Иосип Броз Тито.
Мы знали много о маршале Тито. И особенно было приятно, что все, с кем доводилось встречаться тогда, - сербы, хорваты, черногорцы, словенцы, македонцы, - рассказывая нам о своем полководце, обязательно напоминали: он - участник Великой Октябрьской социалистической революции, боец Красной Армии, с оружием в руках боролся против колчаковцев. Многие годы в тяжелейших условиях подполья он был одним из руководителей Коммунистической партии Югославии.
Кстати, спрашивали нас: «Тито ведь два года жил в Москве, не встречали ли вы его там?» В таких случаях приходилось отвечать: увы, к сожалению, не встречал, ибо учился не в Москве, а в Вязьме, да и слишком юн был. Слыхать слыхал, что Тито в качестве представителя Коммунистической партии Югославии участвовал в VII конгрессе Коминтерна, но встречать не встречал. Товарищи пожимали плечами - жаль, мол, что не встречали.
В Крайове мы встретили бойцов и офицеров Красной Армии, которые были полны решимости изгнать гитлеровских захватчиков с земель Балканского полуострова. Нам хотелось дольше побыть со своими соотечественниками, но военная обстановка не позволяла. Надо лететь. [100]
Самолет взял курс на Бари. Разумеется, бессмысленно было бы делать пустой прогон корабля над Югославией. Мы предусмотрели промежуточную посадку у партизан. По известным нам световым сигналам приземлились, забрали двадцать девять тяжело раненных бойцов и офицеров НОАЮ и доставили на базу.
…После войны я часто выполнял рейсовые полеты на кораблях Аэрофлота из Москвы в Прагу, Бухарест, Софию и Белград с промежуточными посадками в Киеве. Однажды пришлось задержаться и заночевать на аэродроме Жуляны. Разместили нас на отдых, как и все экипажи, в летном профилактории.
Здесь произошла интересная встреча. Я увидел самолет, на котором летал в военные годы! Обнаружилось это случайно. Ко мне обратились слушатели-пилоты с вопросом: «Не могли бы вы объяснить, почему на одном из сидений этого корабля отчетливо процарапана надпись: «Тито»? Связано ли это с президентом Югославии? Мы обращаемся к вам, зная, что вы воевали в Югославии».