Советские пилоты давно прослыли мастерами посадок на «пятачок», поэтому выполнение трудного задания было возложено на наше авиаподразделение. Выбор командования пал на два экипажа: мой и Езерского.
Первым вылетел я, за мною - Езерский. Мы составили совместный план. Так как часть груза можно было сбросить на землю с воздуха, то мы наметили километрах в сорока от Мирошевцев промежуточную цель. Там сбросили груз и на облегченных самолетах направились к месту приземления.
Дмитрий Езерский успел меня опередить и сел первым. Повел машину на посадку и я. Свет включенных фар вырвал из мрака одинокое дерево, будто сторожившее огороды. Хорошо, что дал свет, а то налетел бы на него! Вот граница площадки. Машина на малой скорости коснулась грунта и запрыгала по неровности. Кажется, обошлось благополучно. Не тут-то было! Вдруг [114] прямо передо мной обрисовалась зубчатая линия частокола. Я изо всех сил надавил на тормозные педали - скорость пробега уменьшилась, но самолет продолжал катиться вперед.
Молниеносно пронеслись в памяти все приемы посадки в сложных условиях. Вспомнил эпизод своей инструкторской работы, когда я с учеником на самолете По-2 чуть не скатились в овраг. Применю тот же способ! Освободил хвостовое колесо, чтобы оно свободно могло вращаться вправо и влево, резко нажал левый тормоз, выкрутил штурвал, и самолет развернулся в двух шагах от частокола, а правая плоскость описала дугу в нескольких метрах от крыши невысокого строения.
Толпа восторженно приветствующих нас людей окружила оба самолета. Командир отряда, счастливый и взволнованный, был доволен больше всех: ведь ему была вверена жизнь многих людей. Искренне обрадовались и британские офицеры. Один из них сказал: «Непонятно, почему медлило наше командование? Давно надо было сюда направить русских. Наши прилетали, кружились, вертелись, и все без толку… А про вас говорят, что вы чуть ли не на макушки скал садитесь!…»
Разыскав в толпе представителя штаба, я вручил ему бесценный конверт с пятью сургучными печатями, в котором находился новый шифр.
Сербские партизаны, находившиеся в кольце врагов, изнуренные недоеданием и утомительными переходами, забрасывали нас вопросами. Очень хотелось обстоятельно побеседовать с этими мужественными людьми, но мы не имели права медлить: ближайший немецкий гарнизон находился в каких-нибудь пятнадцати километрах; наблюдательные пункты гитлеровцев, вероятно, заметили, как самолеты заходили на посадку, следовательно, с минуты на минуту сюда мог нагрянуть враг…
Разместив раненых и забрав обоих английских офицеров, мы поспешно распрощались с друзьями и поднялись в воздух. Моторы заработали на форсированном режиме. Пыльный шлейф пронесся по единственной деревенской улице и заволок все дома. Через несколько часов мы без приключений добрались до своей базы.
Обоим нашим экипажам еще трижды пришлось побывать на этой точке. Мы летали сюда до тех пор, пока не вывезли всех раненых и снабдили подразделения [115] сербских партизан военным снаряжением и всем необходимым. Это было в августе 1944 года.
Гитлеровцы обманулись в своих расчетах: вооруженные отряды сербских партизан вновь стали боеспособными, а избранная немецким командованием «безопасная» магистраль стала кладбищем для фашистских оккупантов.
Тогда нам некогда было много разговаривать, порою мы не знали и фамилий партизанских командиров - обстановка не позволяла: партизанские площадки нередко блокировались врагом, под обстрелом приходилось спешно разгружать самолеты, забирать раненых и затемно возвращаться на свою базу. Такие площадки, как в Мирошевцах, будешь помнить всю жизнь. Но мир, как говорится, тесен. Два года назад мне снова довелось встретиться с некоторыми из боевых друзей. В июле 1973 года Советский комитет ветеранов войны принимал у себя группу югославских ветеранов из Белграда и других городов Сербии, прибывших туристами в СССР. Приветствуя гостей, я вспомнил боевые дела в Югославии в годы войны. Этого было достаточно, чтобы затем в перерыве оказаться в окружении югославских женщин и высокого роста мужчины с убеленной головой.
- Друже Михайлов, вы узнаете нас? Помните, как мы встречали ваш самолет в Мирошевцах? Мы вас помним очень хорошо.
«Мы вас помним». Ах, какие это волшебные слова! От них стало теплее на душе. Весь день ходил как зачарованный под впечатлением встречи, которая состоялась почти через три десятилетия. Поначалу я погрузился в раздумья: что это, сила инерции - так, мол, надо при встречах говорить - или ошибка? Мои сомнения вскоре рассеялись: эти улыбающиеся люди были рады встрече с теми, кто им в тяжелое время фашистского разбоя подал руку помощи. Это была память сердца, а такое не забывается, каким бы отдаленным оно ни было. Это они, совсем юные девушки и парни, покинули родные дома и подались в горы, к партизанам, чтобы мстить фашистским оккупантам. Но и там, у партизан, каратели не давали покоя, на их головы обрушивались одна беда за другой. Летчики были их спасителями.
Это они, Мирослава, Милосия, Элатица, а также Драгослав Лазаров, встречали в Мирошевцах мой самолет. [116] Лазаров был тогда командиром взвода, и эти шестнадцатилетние девушки находились в его подчинении, несли охранную службу аэродрома. Командиром тринадцатой бригады НОАЮ был тогда Раде Попович. Я спросил у бывших партизанок:
- А что вы делали на аэродроме?
- Ясное дело что - пуцали! - По-русски означает - стреляли, когда фашисты предпринимали нападение на аэродром.
Память о совместной борьбе с фашизмом не померкнет никогда! Боевые традиции живы, они воодушевляют нашу молодежь на борьбу за торжество свободы и демократии, за мир во всем мире.
Я сделал памятный снимок на Киевском вокзале. Можно сказать, благодаря дружеским контактам через 29 лет восполнил «пробел» военных лет.
Пушки на самолете
Сентябрь 1944 года был обильно насыщен событиями большой международной политической важности: 1 сентября советские войска заняли Бухарест, 5 сентября я услышал по радио о выходе Финляндии из войны, 6 сентября советские войска вышли на границу Югославии. Вдохновленные победоносным наступлением советских войск, НОАЮ и партизаны повсюду яростно нападали на фашистских оккупантов.
Естественно, советским транспортным кораблям, летавшим в Югославию, работы в воздухе намного прибавилось. За два месяца - сентябрь и октябрь - наш экипаж совершил тридцать семь вылетов к бойцам НОАЮ и партизанам в Сербию, Боснию, Словению, Хорватию, Черногорию, на далматинское побережье. Я говорю только об одном нашем экипаже, а ведь их было много…
Беспрерывно под покровом ночи пересекали мы Адриатику. Обычным стало появление краснозвездных птиц в горных ущельях и долинах, над бурными речушками и густыми лесами - словом, всюду, где находились и действовали отряды бесстрашных патриотов. И всюду нас встречали с восторгом и благодарностью за помощь, оказываемую советскими людьми национально-освободительному движению балканских народов. [117]
Однажды в портовом городе Бриндизи погрузили в каждый самолет по две 76-миллиметровые пушки, доставленные из Советского Союза, и с наступлением темноты мы отправились на партизанскую площадку вблизи города Ужице.
Когда до этого мы летали с разного рода военным снаряжением для партизан, все было ясно и понятно. А когда на борту моего самолета появились длинноствольные орудия, которые заняли всю грузовую кабину, то я, признаться, призадумался: зачем нужны пушки партизанам? Ведь орудия для них - помеха в дерзких налетах, быстрых переходах, разве входит в их тактику штурмовать крепостные стены, осаждать города? И здесь ловлю себя на слове: а разве в пылающей войной обстановке, когда решалась судьба жизни и смерти страны, до правил ли было народным мстителям?! Им некогда было заниматься теорией. Правила, тактика рождались в героических походах, непрерывных сражениях с ненавистным врагом.
Вспомнив историю, как с помощью артиллерии партизаны одерживали победы над врагом, я перестал сомневаться, нужны ли пушки партизанам, и даже с удовольствием смотрел на грозные стволы, которые, быть может, заставят капитулировать еще не один гарнизон врага. Только не опоздать…