Вот наконец и Никшич. Возле него заманчиво ровная долина… Всматриваться долго в стартовые костры, дым которых тянул к озеру, не пришлось. Садились с ходу и тотчас попали в горячие объятия партизан и двух советских офицеров. Один из них был Герой Советского Союза Петр Коваленко, который еще в первые дни войны прибыл в Югославию в качестве советского офицера связи. Видно, много отшагал он по горным тропам Югославии!… Внешне он напоминал югославского партизана: обмундирование изрядно потрепанное, китель без пуговиц (отдал друзьям - «как сувениры»), на ногах - сыромятные туфли опанки. Загорелое лицо было отмечено усталостью - след походов… Таким я впервые увидел и запомнил Петра Коваленко.
А другой офицер был весь увешан снаряжением. Поначалу я подумал: вот так вооружен - и пулемет, и автомат!… А когда он на мгновение что-то вскинул в руках, я даже решил, что он собирается стрелять… Скоро мое недоумение рассеялось. Закончив съемку очередного сюжета - прибытие нашего самолета, знакомство с Коваленко и югославскими партизанами, - офицер представился:
- Кинооператор Виктор Муромцев.
Я не успел толком поговорить с ним, а он снова прильнул к кинокамере - в воздухе были наши истребители, и оператор хотел их запечатлеть.
А на аэродроме тем временем царили радость и ликование.
Легко понять любопытство партизан и жителей здешних мест. Они звали к себе в гости, чтобы послушать русскую речь, а главное, узнать о происходящем на фронте, в мире. Вопросы задавали самые неожиданные, можно сказать, обо всем - и мы были рады этому. Правда, летчики на войне всегда спешили. И тут, [132] конечно, дорога была каждая минута. А наши друзья, югославские партизаны, вместо того чтобы быстро разгрузить самолет… обсуждали социальные проблемы и мировую политику! Мы внесли ясность: заученных двух-трех десятков сербских слов было достаточно, чтобы «соединить» схожие с русскими слова…
Югославов до крайности удивило, что на наших транспортных самолетах даже пулеметы не установлены.
- Как же вы воюете, другови, на невооруженном самолете? Видно, для этого нужна особая храбрость…
Это был сложный вопрос, но некогда было объяснять, что, помимо смелости, необходима боевая выучка, находчивость, умение идти на разумный риск. Да, самолет наш не был вооружен. Каждый экипаж вырабатывал свою тактику действий, свой маневр, проявлял изобретательность. И все же это не было «художественной самостоятельностью», во всем чувствовалась направляющая рука, соединившая боевой опыт каждого из нас и всех вместе. Конечно, не все полеты заканчивались благополучно. При выполнении заданий мы несли и потери. Как говорят французы, на войне - как на войне.
Мы торопили партизан - надо было побыстрее освободить самолет от доставленных грузов - медикаментов и муки, - взять на борт раненых - и в путь. Мешкать нельзя - истребители барражируют под облаками, ждут нас.
Виктор Муромцев, я вижу, снова пустил камеру. Он снимал живописную местность - красивую долину, горы и виртуозные полеты истребителей. Капитан Щукин даже умудрился закрутить на четырехсотметровой высоте двойную «бочку». Я ахнул, когда на втором витке произошла какая-то вялая с просадкой раскрутка… Потом Щукин говорил мне, что могло случиться непоправимое - мотор дал перебои. Тем временем местные жители и партизаны в честь прибытия советских летчиков устроили концерт, который тоже «взял» на пленку Муромцев. Наши хозяева пели и плясали с таким задором и увлечением, что веселью, казалось, не будет конца. Но наше время уже истекло: с очевидным нетерпением в воздухе нас ждали истребители… [133]
Старые знакомые
В древнем и поэтичном городе Дубровнике, который мне довелось посетить после войны, в 1961 году, на торжественном приеме, устроенном в честь делегации Советского комитета ветеранов войны, ко мне подошла уже не очень молодая женщина и спросила:
- Узнаете меня? Я с вами виделась во время войны в Никшиче. Мы тогда были актерами…
- Вы актриса? - спрашиваю ее.
- Нет, сейчас я домохозяйка, у меня двое детей… Зовут меня Соня.
- Вы оставили свою бывшую профессию?
- Нет, по специальности я агроном…
- Значит, пришлось переквалифицироваться?
- Нет, нет! Тогда, во время войны, мы, девчонки, все были актрисами. Как и другие соотечественники, мы радовались каждому вашему прилету и хотели сделать приятное советским друзьям. Помню, как первый советский самолет прилетел в Никшич - встретили мы его песнями и плясками. Тогда мне было всего шестнадцать лет, - вздыхая, вспоминала милая Соня.
Гляжу на нее, и, словно в рассеивающемся тумане, все четче и четче проглядывают штрихи той встречи… Сильные партизанские руки. Полевые цветы и девичьи песни. Несколько стройных девчушек стояло у самого самолета. Помню, конечно, помню! Разве это можно забыть?…
А Муромцев все снимает и снимает. Сколько он еще переведет пленки? Видно, наш прилет для него сущая находка: прелестный пейзаж и суровая боевая обстановка - в горной долине виртуозно барражируют истребители. Лихие танцы партизан. Размещение раненых в самолете… Ведь это могут быть кадры будущей картины, которую, вероятно, Муромцев уже задумал…
Отснятые ролики кинопленки он передал мне.
- Пожалуйста, переправьте их в Москву на студию кинохроники… Хорошо? - застенчиво сказал он.
- Постараюсь. Пожалуйста, не беспокойтесь.
Почему я так легко запомнил этот короткий разговор? Наверное, потому, что Муромцев понравился мне с самых первых минут.
Немного позже мой экипаж снова летел на задание [134] под прикрытием истребителей. Только теперь по другому маршруту и в другое место - в город Гацко. И опять мы встретились с Муромцевым, который к этому времени отснял уже не одну сотню метров пленки. Он передал мне полный ящик металлических кассет и вновь попросил переправить «эту работу» в Москву.
То была моя последняя встреча с Муромцевым на югославской земле. Выглядел он усталым, чуть возбужденным. Дел у него было много и планов - тоже. Но говорил об этом мало - стеснялся.
Встречи с Муромцевым - очень дорогие моему сердцу воспоминания о боевой работе в горах Югославии.
Одни, обычно поседевшие, ветераны говорят: «Война, война…», словно она закончилась не в мае 1945 года, а только вчера. Другие, обычно сыновья ветеранов, толкуют: «Опять старики завели про войну». Но ведь и молодые стареют - повзрослеют и эти. И тогда непременно поймут, что минувшая война была особая, Отечественная. Линия фронта пересекала не поля и реки, а наши сердца и судьбы нашей Родины…
Вот и сейчас я вспоминаю московского кинооператора Муромцева… К великому горю, он, как и миллионы других, не дожил до победы - погиб, как солдат, в бою. А я с ним недавно опять свиделся: в который раз глядел фильм «Югославия», в который вошло много чудесных съемок Муромцева… Сидел в зале и чувствую, как под сердце подкатило: неужели Муромцева нет? На следующий день кинулся искать - написано что-нибудь об этом славном, милом, застенчивом и отважном воине? Не нашел, и так мне стало неловко…