Первая бригада имени Тоне Томшича имела больницу на тридцать человек в четырех километрах от городской черты, у подножия горы с густым лесом. В двухстах метрах от этой больницы пролегала автострада с интенсивным движением. Даже подойдя вплотную, ничего нельзя было заметить: вход был замаскирован мхом, травой или листьями - соответственно времени года. Прямо из дверей «росла» сосна, корни которой крепко прикреплялись к лестнице. Время от времени сосну меняли, дабы она не вызвала подозрения засохшими ветвями. К больнице подходили скрытно по ручью.
Партизаны осмелели настолько, что в самой Любляне психиатрическую больницу превратили в госпиталь! Главный врач - доктор Канони выписал всех своих пациентов, а койки занял ранеными партизанами. Поначалу все шло хорошо, но доктор Канони проговорился. В последний момент чудом удалось спасти раненых партизан. Канони спасти не удалось. Итальянский военный трибунал [165] вынес ему смертный приговор. На его счастье, подоспела амнистия, объявленная по поводу дня рождения короля; доктору Канони заменили смертный приговор пожизненным заточением в итальянской тюрьме. После капитуляции Италии доктор немедля вернулся в Югославию, вступил в партизанский отряд и получил назначение руководить не только больницей в Любляне, а всеми госпиталями партизанского края. В Словении их было около пятидесяти.
К прилету первых советских самолетов партизанские госпитали были переполнены тяжелоранеными и инвалидами, не способными обойтись без посторонней помощи. Немцы понимали, что армия НОАЮ перегружена непосильной ношей, и направляли свои удары на госпитали, штабы, органы народной власти.
Когда Верховный штаб НОАЮ обратился к Советскому правительству с просьбой о срочной медицинской помощи, она была оказана. Только с базы Бари выполнено 1460 самолето-вылетов. В Югославию доставляли военные грузы и медикаменты, обратно увозили раненых. Самолет «Дуглас» рассчитан на перевозку двадцати одного пассажира, а мы, как правило, размещали в нем значительно больше раненых - по двадцать пять - тридцать. Командиры кораблей Павлов и Езерский однажды взяли на борт по тридцать три раненых бойца НОАЮ.
Первую группу медиков (тридцать человек), возглавляемую профессором А. А. Казанским, перебросили на территорию Югославии самолетами. Через руки советских врачей прошло одиннадцать тысяч тяжело раненных партизан, эвакуированных затем в Италию. В 1944 году СССР создал для НОАЮ госпитальную базу на пять тысяч коек. Передано семь эвакогоспиталей.
Еще во времена русско-турецкой войны в Югославии с успехом работали русские доктора. О них сложены легенды. В Балканской войне главным хирургом Черногорского войска был профессор Емельянов. Выдающийся хирург сроднился с народом и служил ему беззаветно.
Советские медики - А. А. Казанский («русский профессор», как по традиции называли его югославы), В С Смирницкий и другие хирурги - с первого же дня появления в борющейся Югославии включились в работу и показали себя высококвалифицированными специалистами [166] и мужественными людьми. Они не сетовали на тяжелые условия, меньше всего подходящие для проведения операций. В горах, под открытым небом, где идут кровопролитные бои, часто нет даже воды. Сотни раненых лежат на земле. Несмотря ни на что, советские врачи делали свое дело спокойно и уверенно, не думая об опасности, которая подстерегала их на каждом шагу. Они не только лечили раненых, они много потрудились над созданием медицинской службы в НОАЮ.
Барка и русские девушки
Нам здорово повезло, что нашу делегацию сопровождали Франц Чобан и Иван Старин. Оба они ветераны сопротивления фашизму, непосредственные участники борьбы с оккупантами, хорошо знают историю партизанского движения в Словении, боевые подвиги своих товарищей.
Едешь по дорогам Словении и любуешься красотой этого края. Изрезанная вдоль и поперек, она напоминает живописный парк с вековыми деревьями. Сплошное чередование хребтов, перевалов и ущелий. В долине сверкает аквамариновой гладью небольшое озеро - зона отдыха и развлечений трудящихся совсем молодого города Веленье.
Здесь нам показали совсем молодое современное предприятие по производству холодильников, стиральных машин, электробытовых приборов. Вместе с заводом вырос красивый благоустроенный город. Все здесь молодо, начиная от завода, города Веленье и самих людей, живущих в нем, которые работают с энтузиазмом смело и задорно; радуешься встречам с трудолюбивыми, веселыми словенцами.
Нам показали промышленные предприятия в городах неподалеку от Любляны, где активно действовали в период оккупации партизаны, выставку протезов и транспорта для инвалидов, открытую в доме СОБНОВЮ на озере Блед. По пути посетили город Медведово.
В этом городе находятся дома Андрея Чесновара и Ангелины Добникар, прозванной партизанами Баркой. Эти имена известны советским людям. Андрей на заводе [167] в Линце тайком сказал угнанным в фашистскую неволю советским девушкам Ане, Шуре и Нине: «Все равно вас тут доведут до могилы. Рискните - бегите к Ангелине, в мои родные места». Тайком купил им немецкие платья, обувь, денег дал на дорогу. На четвертые сутки две девушки - Аня и Шура - добрались до Медведева. Разыскали Ангелину: помогла фотография Андрея, как «доказ», что их прислал Чесновар.
Сначала Ангелина прятала девочек у себя дома, а в удобный момент связной отвел их в горы к партизанам. Все шло хорошо. Через несколько дней появилась Нина, сестра Шуры. Недели две она жила у Ангелины, никак не удавалось переправить ее к партизанам: связной не выходил на связь. Дождливой ночью нагрянули каратели. Кого-то ищут. Барка заметалась по комнате: «Нинку русскую ищут!» Она только успела накинуть Нине плащ на плечи и вывести в поле. А когда вернулась домой, Ангелину схватили. До конца войны она мучилась в фашистских лагерях и тюрьмах. Били, пытали: «Будешь знать, как русских прятать, как раненых коммунистов-партизан в больницу провожать!»
18 октября 1972 года, в канун праздника освобождения Белграда, в Москве собрались друзья - югославы и русские, бывшие участники сопротивления фашизму. Судьба снова свела Ангелину Добникар с русскими девочками, которым помогла в годы войны. Теперь они уже солидные женщины. Анна Федоровна Пахомова, работающая на Харьковской обувной фабрике, приехала с дочерью Валей; Нина Кондратьевна Кочубей из Донецка - ударник коммунистического труда на заводе пластмасс; Александра Кондратьевна Саенко - бухгалтер на одном из харьковских заводов. Но для Ангелины они по-прежнему девочки, дерзкие, бойкие, сметливые партизанки. Думали ли они в дни гитлеровской оккупации, что через три десятка лет произойдет такая интересная, трогательная встреча в Москве?!
Домик в лесу
Прорубленная по склону гор, запущенная дорога была пустынна, казалось, наши два «мерседеса» оставили первые следы на ней в этом году. Мы ехали все дальше, оставляя в стороне основное шоссе. [168]
Интересно знать, куда все же нас везут? Франц Чобан угадал немой вопрос, написанный на наших лицах:
- Мы едем в избушку, в которой хорошо принимают, даже согревают горячительными напитками. Вовремя войны это была партизанская явка. У нас, как и у вас, тоже есть свои памятные места.
Среди лесистого нагорья стоит одинокий дом.
- Вот и приехали, - говорит Чобан. - Здесь, по старой памяти, немного согреемся. Правда, места хорошие? - обратился он ко мне. - Вот в этом Чериомельском лесу мы собирали парашютные мешки, выброшенные с советских самолетов. Мы радовались каждому вашему прилету.
На десятки километров вся местность контролировалась бойцами НОАЮ, полными хозяевами были партизаны. Фашистов проучили, они боялись сунуть нос в эти леса.