Александр Степанович и Коля отлично понимали это. Но они не могли забыть и того, что Белка физически не мог покинуть дом.
- Эх! - неожиданно воскликнул Коля. - И почему только меня не было тогда на кухне вместе с вами.
Ему казалось, что если бы он сам был с матерью и старшим братом, то, уж конечно, увидел бы все гораздо лучше, чем они.
И, боясь признаться в этом даже самому себе, о том же подумал и Александр Степанович. Потому что человеку чрезвычайно трудно, почти невозможно, примириться с фактом чуда. А то, что произошло с Белкой, иначе как чудом назвать было нельзя...
- Ты вполне уверен, что форточка на кухне была закрыта? - прекрасно понимая бесцельность этого вопроса, задаваемого им в третий или в четвертый раз, спросил Александр Степанович.
И в свою очередь не замечая, что в третий или в четвертый раз слово в слово повторяет одно и то же, Саша ответил:
- К сожалению, сомнений нет! Я совершенно уверен в этом. Ведь я сидел под форточкой. Зима же сейчас. Мы могли забыть, что форточка открыта, только летом. И уж в любом случае не забыли бы, что закрывали ее после исчезновения Белки. Кроме того, Белка прыгнул не в сторону окна, а как раз от него.
- Да, ты прав, - с глубоким вздохом сказал Александр Степанович. Все это логично!
- Будем продолжать поиски?
- Нет! - решительно ответил отец.
Он первым почувствовал угрожающую опасность. Находиться и дальше в состоянии столь острой растерянности было нельзя. Так недалеко и до психического расстройства.
- Кот найдется сам! - сказал он, стараясь говорить как можно тверже, с уверенностью, которой у него и в помине не было. - Не может он не найтись. Такого не бывает! А на дежурство ты не опоздаешь, Саша?
- Нет, у меня еще двадцать минут.
- Ведь ты, кажется, еще не завтракал?
- Боюсь, что аппетит пропал, - поняв, что заставляет отца менять тему, попытался пошутить Саша, - и не вернется, пока Белка не явится.
- "Явится", "найдется", - сказал Коля. - А как он может найтись или, еще того лучше, "явиться", если его нигде нет?
Он даже боялся, что Белка вдруг и на самом деле найдется, что это столь таинственное исчезновение вдруг объяснится самым прозаическим образом и ему, Коле, нечего будет рассказать школьным товарищам.
- Нигде он не может найтись! - повторил он. - Ниоткуда не может явиться. Кот разложился на атомы!
- Что? Что?..
- Разложился на атомы! Очень просто! Как это случилось, не знаю, но уверен, ничего таинственного, сверхъестественного здесь нет.
- Чем говорить глупости, - рассердился Александр Степанович, - иди-ка ты мыться и одеваться! А то в школу опоздаешь из-за кота. И не советую говорить всю эту чушь в присутствии преподавателей. Белка найдется самым естественным образом. Обязательно! Не может он не найтись!
Больше, чем сыновей, ему хотелось убедить в этом самого себя.
В матовой глубине черного неба мерцают бесчисленные точки звезд, образуя узоры чужих созвездий. Неподвижно сияет в незримой дали бледно-желтый диск чужого солнца.
Нет от него ни света, ни живительного тепла, по которым так истосковались сердца уже трех поколений. И неизвестно, будут ли! Может быть, только расстояние спасает от губительного излучения этого солнца.
Так думают ученые.
Давно уже тепло и свет дают всему живому на планете густые заросли растений с очень длинными узкими листьями, бесконечным ковром покрывшие каждый свободный от построек и посевов участок почвы на всех континентах и даже островах. Без них быстро угасла бы вся жизнь, в том числе и их собственная. Только давая жизнь другим, они живут сами!
Но энергия, излучаемая растениями, - это искусственно вызванная энергия недр, только суррогат, только подобие естественной звездной энергии. Она создана в поисках спасения могучим разумом, его наукой и техникой.
Энергия спасающая, но спасающая временно!
Если не будет найдено новое солнце, через определенное, давно рассчитанное время эта энергия перестанет поддерживать жизнь и в пространстве останется лишь мертвая планета, сама обреченная на уничтожение. Потому что только живой разум, техника способны удержать планету, лишенную системы и ее центра, от рокового падения на ближайшую звезду.
Надежда на спасение Человечества одна - найти солнце, дающее свет и тепло.
Только на это надежда!
Вот почему появилось и стало традиционным обмениваться при встречах и прощаниях словами "Во имя жизни!", полными для обитателей планеты глубочайшего смысла.
Вечная ночь! Для трех поколений подряд не сменяющаяся не только днем, но даже и сумерками, с небом, усеянным звездами, созвездиями, узор которых изменялся уже сто десять раз. И сейчас опять новый. Вечное звездное небо над головой, которое не может скрыть от глаз свет, излучаемый растениями. Этот свет разгоняет мглу только у самой поверхности планеты.
Никогда не потухающий и не разгорающийся, всегда один и тот же зеленоватый свет, равномерно переходящий то в синий, то в желтый:
И здания освещены только этим светом, и подлинного их цвета нельзя определить, так как для этого нужен белый свет - сумма всех остальных цветов видимого спектра.
И так всегда!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
По сферическим экранам не пробегает ни единой полоски, ни единой светящейся точки, не мелькнет ни одна искорка. Матово-серая поверхность каждого экрана замерла. И неподвижны тридцать шесть решетчатых чаш антенн там, наверху...
Проходит тысяча двести, тысяча триста секади...
В прозрачной стене позади пульта, за которой можно видеть еще более громадное помещение, кажущееся совершенно пустым, не возникает никакого прохода, не отворяется и не сдвигается в сторону ничто, что можно было бы назвать дверью. Просто по эту сторону стены, в помещении пульта, внезапно появляется тот, кого дежурный в разговоре по маленькому экрану назвал странным именем "Норит сто одиннадцать".
Откуда он взялся? По соседнему помещению никто не проходил...
У пульта воздух сух и тепел. Темно-синее влажное тело Норит сто одиннадцать быстро сохнет. Его неторопливые уверенные шаги замирают возле пульта у кресла, на котором никого нет.