Больше, чем сыновей, ему хотелось убедить в этом самого себя.
В матовой глубине черного неба мерцают бесчисленные точки звезд, образуя узоры чужих созвездий. Неподвижно сияет в незримой дали бледно-желтый диск чужого солнца.
Нет от него ни света, ни живительного тепла, по которым так истосковались сердца уже трех поколений. И неизвестно, будут ли! Может быть, только расстояние спасает от губительного излучения этого солнца.
Так думают ученые.
Давно уже тепло и свет дают всему живому на планете густые заросли растений с очень длинными узкими листьями, бесконечным ковром покрывшие каждый свободный от построек и посевов участок почвы на всех континентах и даже островах. Без них быстро угасла бы вся жизнь, в том числе и их собственная. Только давая жизнь другим, они живут сами!
Но энергия, излучаемая растениями, — это искусственно вызванная энергия недр, только суррогат, только подобие естественной звездной энергии. Она создана в поисках спасения могучим разумом, его наукой и техникой.
Энергия спасающая, но спасающая временно!
Если не будет найдено новое солнце, через определенное, давно рассчитанное время эта энергия перестанет поддерживать жизнь и в пространстве останется лишь мертвая планета, сама обреченная на уничтожение. Потому что только живой разум, техника способны удержать планету, лишенную системы и ее центра, от рокового падения на ближайшую звезду.
Надежда на спасение Человечества одна — найти солнце, дающее свет и тепло.
Только на это надежда!
Вот почему появилось и стало традиционным обмениваться при встречах и прощаниях словами «Во имя жизни!», полными для обитателей планеты глубочайшего смысла.
Вечная ночь! Для трех поколений подряд не сменяющаяся не только днем, но даже и сумерками, с небом, усеянным звездами, созвездиями, узор которых изменялся уже сто десять раз. И сейчас опять новый. Вечное звездное небо над головой, которое не может скрыть от глаз свет, излучаемый растениями. Этот свет разгоняет мглу только у самой поверхности планеты.
Никогда не потухающий и не разгорающийся, всегда один и тот же зеленоватый свет, равномерно переходящий то в синий, то в желтый:
И здания освещены только этим светом, и подлинного их цвета нельзя определить, так как для этого нужен белый свет — сумма всех остальных цветов видимого спектра.
И так всегда!
По сферическим экранам не пробегает ни единой полоски, ни единой светящейся точки, не мелькнет ни одна искорка. Матово-серая поверхность каждого экрана замерла. И неподвижны тридцать шесть решетчатых чаш антенн там, наверху…
Проходит тысяча двести, тысяча триста секади…
В прозрачной стене позади пульта, за которой можно видеть еще более громадное помещение, кажущееся совершенно пустым, не возникает никакого прохода, не отворяется и не сдвигается в сторону ничто, что можно было бы назвать дверью. Просто по эту сторону стены, в помещении пульта, внезапно появляется тот, кого дежурный в разговоре по маленькому экрану назвал странным именем «Норит сто одиннадцать».
Откуда он взялся? По соседнему помещению никто не проходил…
У пульта воздух сух и тепел. Темно-синее влажное тело Норит сто одиннадцать быстро сохнет. Его неторопливые уверенные шаги замирают возле пульта у кресла, на котором никого нет.
Норит сто одиннадцать ждет не шевелясь…
Всплескивается разорванная снизу бирюзовая поверхность воды. Ступая по дорожке из вишнево-красного дерева, наклонно уходящей под воду, из бассейна выходит тот, кто недавно скрылся в нем. Серебристое тело быстро обсыхает. Он снова устраивается на своем кресле.
— Во имя жизни, Норит сто одиннадцать!
— Во имя жизни, Вензот!
— Ты готов, Норит сто одиннадцать?
— Я давно готов! С тех пор, как меня избрала планета, я всегда готов! Уже наступило время?
— Иначе я не позвал бы тебя. Да, уже время! Существование разумной жизни доказано.
— Доказано сгоревшим аппаратом?
— Да. Техника — порождение мыслящего разума. Мы не знаем, в какую форму облечен этот разум, каково излучение этой бледно-желтой звезды. Ты скажешь нам это. Степень развития оценена в шестнадцать или в пятнадцать. Я думаю, что много ниже — двадцать. Но мне сказали, что я ошибаюсь. Возможно, конечно! Точно скажешь нам ты! Шансов мало. Это мое мнение.