– Вы не находите, что этот ваш новый врач какой-то странный? – спросил Кузьминых.
– Да, нахожу. Но в чем вы видите его странность?
– Хотя бы в том, что он не пошёл с нами в палату к капитану Аксёнову. Отсутствие любопытства не порок, но это уже чересчур. Такие происшествия случаются не каждый день.
Главврач усмехнулся.
– Если бы только не пошёл, – сказал он. – Когда я узнал, что к больному нельзя подойти и сам убедился в этом, я тотчас же позвонил вам. Доктор Фальк присутствовал при этом. И знаете как он реагировал?
– Откуда я могу знать?
– Никак. Совсем не реагировал. Точно я сообщал вам о том, что кто-то разбил окно в приёмной. Я даже подумал, что он не понял, о чем идёт речь.
– Спокойных людей, лишённых любопытства, не так уж мало на свете. А может быть, доктор Фальк и в самом деле не понял. Русским языком он владеет не слишком хорошо, говорит, во всяком случае, с трудом.
– Отлично понял! Немного спустя, когда я спросил его совета, что нам делать с больным, то есть с капитаном Аксёновым, Фальк ответил, что советует ничего не делать, а просто ждать. Чего именно ждать, он не уточнил. Получается, что он имел в виду «завесу».
– Вот как! – Кузьминых сдвинул брови. – А его документы вы видели?
– Нет, не видел. У него пропал чемодан в поезде. А там были все бумаги. По этому вопросу он и хочет говорить с вами. Но если у вас возникло подозрение, что Фальк самозванец, то это вряд ли. Он, несомненно, врач.
– Документы обычно держат в кармане, а не упрятывают в чемодан, – задумчиво сказал Кузьминых. – Нет, – ответил он на слова главврача, – о возможности самозванства я не думал, это бессмысленно. Я думаю о другом… Но займёмся делом. Надо составить акт.
– Какой акт? О чем?
– О рёбрах капитана Аксёнова, о том, что с ними случилось. Акт будет нужен тем, кто обязательно заинтересуется этим происшествием. Хотя вы и сказали, что спрашивать некого, я думаю, что найдётся. Акт очень пригодится.
– Кому это может пригодиться?
– Науке!
Молчание…
– Пишите! – сказал главврач. – Разумеется, вы правы! Садитесь за мой стол.
Вошла медсестра и подала мокрый ещё снимок.
– Милое дело! – сказал главврач, посмотрев его на свет. – Поглядите-ка, старший лейтенант!
– Зачем мне глядеть? Я в этом все равно ничего не смыслю. Знаю, что капитан Аксёнов здоров и переломов у него нет. Больше нет!
– Что значит «больше»?
– А это значит, что переломы были, а теперь их, однако, нет. И именно поэтому мы с вами составляем акт.
– Фиксируем то, чего не понимаем.
– Да! И вряд ли поймём когда-нибудь.
– В таком случае ещё раз: кому нужен наш акт?
– Повторяю – науке! Но не медицине и не криминалистике. Впрочем, – прибавил Кузьминых, – относительно медицины я, возможно, неправ, судя по тому, что произошло с капитаном на наших с вами глазах.
«А что произошло на наших глазах? – тут же подумал он. – Ровно ничего! К капитану, а вполне возможно – только к кушетке, на которой он случайно оказался, нельзя было подойти, потому что что-то мешало этому, вот и все, что мы знаем. Правда, опять-таки что-то, вылечило его за то время, пока никто не мог подойти и помешать. Но чему помешать? Или, быть может, кому? Нет, лучше не пытаться даже найти разгадку! С ума не долго сойти!»
– Давайте писать акт! – сказал он, словно желая успокоить себя и главврача. – Что ещё нам остаётся? Это тот редкий случай, когда думать вредно…
Сотрудники н…ского отделения милиции не очень удивились, когда вместе с Кузьминых, вернувшимся из поликлиники, увидели своего начальника, которого всего полтора часа назад увезли отсюда на машине «скорой помощи». Капитан выглядел как всегда, а на вопросы о самочувствии коротко отвечал: «Нормально!» – не вдаваясь в подробности, о которых они с Кузьминых решили пока не распространяться. Все поняли это так, что после перевязки капитан не захотел идти домой, а вернулся в отделение, чтобы лично встретить начальство.
Н…ск стоял на полпути между районным и областным центрами, поэтому обе машины прибыли почти одновременно. Из района приехали майор и капитан, а из области – тоже майор и человек в гражданской одежде, в котором капитан Аксёнов узнал судебно-медицинского эксперта областного управления, психиатра по специальности. Его присутствие красноречиво свидетельствовало о возникших относительно начальника н…ской милиции подозрениях.
У приехавших на лицах было ясно написано, что поездка совершена ими зря и что это немедленно выяснится, как только они на месте разберутся во всем.
– Ну что ж, давайте показывайте, что у вас здесь приключилось, – сказал майор из области, и в тоне, каким была произнесена эта фраза, отчётливо прозвучало: «Если у вас действительно что-то произошло, в чем я сомневаюсь».
«Ладно, дорогие товарищи, – подумал Кузьминых. – Хорошо смеётся тот, кто смеётся последним. Посмотрю я на вас через пару минут, там, в кабинете».
Уходя в поликлинику, он запер дверь на ключ, чтобы никто не входил и ничего не трогал в его отсутствие. Он хорошо понимал, что никакие запрещения не смогли бы на этот раз удержать любопытных. Туша застреленного быка в служебном кабинете – не часто встречающееся зрелище.
Приехавшее начальство должно было увидеть все точно в таком виде, в каком он оставил, на случай, если оно захочет произвести следствие по всем правилам. По этой же причине ни он, ни Аксёнов не заходили в кабинет, вернувшись из поликлиники.
Кузьминых отпер дверь.
– Прошу вас! – сказал Аксёнов.
Переступив порог, все остановились: гости – от удивления, хозяева – в полной растерянности…
ТУШИ БЫКА В КАБИНЕТЕ НЕ БЫЛО!
– Так! – многозначительно сказал майор из области. – Этого следовало ожидать!
Капитан Аксёнов протянул руку, указывая на что-то лежавшее на полу.
Это были шесть кусочков свинца, в которых нетрудно было распознать слегка деформировавшиеся пистолетные пули. Они лежали на том самом месте, где упал сражённый ими симментальский бык, непостижимым образом исчезнувший из запертого кабинета.
Разговор по необходимости короток. Планета, на которой находится Норит сто одиннадцать, вращается вокруг оси. Фиксирующий луч не поспевает за движением её поверхности, он «следит» только за перемещением всей планеты по орбите. Голос Вензот «затухает» для Норит сто одиннадцать, а его голос – для находящихся в помещении пульта.
Уже не раз встречались с высокоорганизованной жизнью, с развитой наукой, и каждый раз её уровень оказывался слишком низким, никакой помощи ожидать было нельзя. Что же может дать эта встреча, если Норит сто одиннадцать даже не смог показаться аборигенам в своём подлинном облике? А без помощи обитателей планетной системы все равно нечего и думать о возможности «акклиматизироваться» в ней… Но что-то удерживает Норит сто одиннадцать на этой планете…
Норит сто одиннадцать. Во имя жизни! Впечатление благоприятно! Это не мало! Прошло много тысяч секади, а моё состояние не становится хуже. Вывод – мы можем приспособиться к жизни в этой планетной системе. Это главное. К сожалению, я оказался в неудачном месте…
Вензот. Пустынном? Малонаселённом?
Норит сто одиннадцать. Нет, в другом смысле. Разве вас не удивило небольшое число экспонатов?
Вензот. Мы отнесли это за счёт пустынности района, куда ты попал.
Норит сто одиннадцать. Эта планета имеет наклонную к эклиптике ось и – как следствие – лето и зиму, как были и у нас когда-то. Сейчас здесь зима, и холод держит обитателей в жилищах, а животных – в убежищах, где они неподвижны.
Вензот. Теперь ясно! У нас побывали птицы, небольшой зверёк с очень густой белой шерстью, как у наших шидри. И крупный рогатый зверь. Все отправлено обратно после обследования. Выводы зоологов обнадёживают. Но птиц всего три, и все одинаковые, одной породы. Это плохо!