Урчит бэтер.
Справный солдат Иван Знамов. Все у него ладно: и форма подбита по росту, и оружие выверено по-правилам. Ботинки начищены до блеска, будто не по грозненским развалинам, а на парад идти. Справностью своей Иван гордится, других подгоняет при случае. Его уважают, слушают, боятся.
Одно беда — сны Ивана мучили. Сны такие, что просыпался он среди ночи и лежал часами до подъема, смотрел, как разбегаются по палатке тени от тусклой лампы, да черный кот Фугас, хитрюга и обжора, шарится по столу. Думал Иван о том, что ничего в жизни не происходит бесполезно, даже вот паршивый Фугас для чего-то поселился в их палатке. Наверное, чтобы взводного злить.
Однажды с такой вот бессонной ночи, Иван, устроившись на броне, как и остальные саперы, ждал, когда водитель Серега, по прозвищу Красивый Бэтер, заведет моторы. Идти саперам по знакомому маршруту: Маяковского — Первомайка — Победы, до площади Трех Дураков.
Серега юзил аккумулятор, но двигатели только чавкали и хрипели.
Иван не выдержал:
— Серый, чего тормозишь?
Серега высунул из люка свернутый на бок нос и затравленно огляделся.
— Внатури, не понимаю. Вчера заводился. Ща, глянем. Ну-ка…
Поковырявшись в моторе, Серега сказал обреченно:
— Все, кирдык. Бензин опять слили… гады.
Бензина в Грозном хорошего не было: местные заправлялись суррогатным — нефтяным конденсатом, поэтому армейский «семьдесят второй» ценился — шел по червонцу за литр.
Комендантские и промышляли.
Подумали, почесали саперы бритые затылки и решили, что кроме как «бычью» со второго взвода никому в голову сливать бензин с рабочего бэтера не придет. Они вчера гудели. Не хватило. До зарплаты неделя. Ясно, что все «на мели», кто-то и сообразил поискать в баках.
Иван говорит:
— Дело принципа. Предлагаю мочить, по другому не поймут. Сколько раз предупреждали.
Разом и скакнули все с брони.
Во втором взводе еще спят. Душно — печь натопили. Морды опухшие. Иван смотрит: у одного блевотина тут же у койки; берцы валяются изгаженные.
— От, зараза.
И ударил спящего в нос. Кулаки у Ивана мосластые, хоть сам не крупный. Били и остальные: кто прикладом, кто ногами. Дружок Иванов, мелкий Витек, уперся плечом и завалил двухъярусную кровать.
Грохот. Крики. Вой…
Иван ловит одного в распущенном по спине тельнике, выволакивает на середину и тычет лбом об пол. Разошелся, стал ногами лупцевать. Закричал страшно:
— Убью-у-у!..
Народ смотрит — дело дрянь. Мускулистый парень по имени Мишаня, с синим татуированным скорпионом на плече, хватает Ивана крепко и тащит на улицу — вон из палатки.
— Тихо, братан. И дали им, правильна. Будем теперь так: украл — в рыло. Получите, распишитесь. Я что ж, не понимаю? Тут народ каждый день, можно сказать, за них, гадов, ходит под смертью, а они — устраивать такое западло.
Третьего дня на Первомайке у школы громыхнуло…
Лег под фугасом сапер, дядька — сибиряк, степенный мужик, месяц как отслуживший. Лег поперек дороги. Натекло на асфальт из развороченной шеи. Головы не было у него. Как жахнуло, так вместе с каской и улетела голова. Искали потом, да не нашли. Комендант приезжал, покурил и обратно уехал. Серега кривоносый вылез из бэтера и слонялся без толку, все причитал: что, как же, вот и без лица теперь корешок его, а еще час назад спрашивал закурить.
Подозрительного человека задержали. Да всякий прохожий в то время был бы подозрительным: у него ж на лбу не было написано, чем он занимался этой ночью, может, как раз фугас и ставил. Но этот мимо проехал на своей «копейке» раздолбанной, — его и приняли. Не повезло селянину. На коленях несчастный стоял. Ему руки взамок за спину и прикладами по шее, и носом тычут в кровяную лужу: «Смотри, смотри, что ваши с нашими сделали! Хоть тебя, хоть и невинного, хоть и не по-христиански, а все одно надо кончить. Око за око, зуб за зуб!» И матюги от безысходности, ненависти, немощи…
Выволокли Ивана на улицу. Отдышался он.
За синими воротами комендатуры начинался новый день. Где-то под Аргуном гудела армейская колонна; из Ханкалы в Грозный покатились бензовозы, бэтеры с десантом на броне. Золотится солнце на взмокших от ночной изморози пузатых бензовозах, скачут зайчики в зеркалах и в пулевую дырку лобовых стеклах.
Прожил Иван Знамов на свете двадцать шесть лет. В апреле две тысячи первого справил в Грозном очередной день рожденья. С утра до вечера провел Иван с винтовкой в обнимку. На маршруте на Первомайской улице, возле польского Красного Креста нашли тело боевика: ночью закладывал фугас да не удачно — разнесло подрывника на куски. Были еще два вызова, но так — мелочь, — пару болванок сняли с чердаков. Эхо войны. Совсем уже ко сну выпили за именинника, поговорили, но вяло как-то — утром вставать рано. Работа у саперов такая — ходить каждый день по маршруту, искать фугасы и мины.