— А мамы нету. Она за мааком ушла.
Ленчик ухоженный: рубашонка на нем в клетку, воротнички в стороны аккуратно разглажены, ботиночки тупоносые. Похолодало. Ленчик нараспашку. Хлобыстает его ветер, под рубашонку задувает.
— Простудишься, — сказал Иван мальчугану, вроде как, вместо «здрасте».
Ленчик надулся, но с места не двинулся. Кулачки сунул в карманы. Сзади скрипнула калитка. Иван обернулся. Шурочка опустила под ноги бидон с оббитыми боками.
— Ленчик, молока тебе принесла. Чего ж ты голый?
Тот теперь, увидев мать, не побежал к ней, но с чувством полного достоинства и уверенности, что он главный мужчина в этом доме, так как мать ни кому-нибудь, ни дядьке этому лысому, а ему Ленчику принесла молока, развернулся и потопал по бетонной дорожке. Уселся на крыльцо.
— Хозяин, — хмыкнул Иван.
— Что ты! — Шурочка радостная, что неловкая ситуация сама собой разрешилась, подхватив бидон, подталкивает Ивана. — Уж такой хозяин… Он общительный. Это с первого раза характер показывает. Ат, сорванец… сказала ж ему, чтоб свитер надевал. Слышь, чего говорю-то, Ленчик, оденься что ль.
Всю первую неделю после возвращения Иван провел у Шурочки. Ленчик привык к нему, не отходил ни на шаг. Иван воды натаскать, и Ленчик с ведерком пластмассовым бежит. Иван курить усядется на крыльце, и малец рядом пристроится, смотрит на Ивана, спрашивает о всяком. То, почему ты лысый такой, то, отчего у тебя на голове полоска розовая? Иван за топор дрова поколоть. Ленчик боится топора, отойдет на безопасное расстояние и из-за поленицы смотрит. Иван стукнет, исподтишка скосится на мальца. Весело обоим. Но Ленчик не забывает, что он хозяин: когда в дом идут, первый летит к крыльцу. Растянулся — зареветь хотел, но видит, что Иван смотрит, и не стал плакать.
Мать Ивану ничего не говорила. Отец хотел, было, спросить, но мать его одернула, чтоб не совался. Она уже решила про себя, что пусть — хоть и разведенка, хоть и не первым будет Иван у нее, да зато при хозяйстве. Соседка — большое дело. Не шалавистая. Девки — как в город уедут, считай, пропала. Срамотно смотреть. Из-под юбчонки все видать, нате берите не жалко. Шурочка — степенная, старше Ивана. Может, сын ее рядом с такой доброй женщиной успокоится, заживет по-человечески.
А по селу поговорили, перемололи. Через три дня сгорел гараж на птицеферме, и стало всем не до Ивана с Шурочкой. В магазине бухгалтерша с птицефермы рассказывала продавщице, как горел гараж. Когда вошла Иванова мать, обе примолкли, а потом бухгалтерша, как бы невзначай, и спросила, мол, скоро свадьба-то? Мать отшутилась. На этом все шуры-муры и закончились.
В июне уехал Иван с отцом на гречишные поля под Гумрак — с Болотниками вместе на их «буханке» и укатили. Семья пчелиная разрослась. Наколотили они с отцом пяток новых ульев.
— За тобой черед, сына, — говорил отец. — А что, глядишь и вы с Шуркой пчеленка состряпаете. Из досок, веток и травы соорудил Иван шалашик. Как остался один, — отец с Витькой поехали обратно за следующей партией ульев, — нарадоваться не мог соловьиному концерту. Как мечтал он о таком вот одиночестве, — когда, раскинувшись в шалашике, можно лежать и думать о будущем, что, может, и правда появится на свет его Иванов пчеленыш. А как назвать? Жоркой, конечно, в честь брата. Мать-то, мать… Ух, она станет ходить за внуком… или внучкой. Девка?.. Тоже ничего. Девчонку пусть Шурочка называет. Имен красивых много — хоть Татьяной, а хоть Ольгой можно. Лишь бы душе пелось, да дышалось легко, как вот в этом шалашике — среди душистых ранних трав, да соловьиных пений. А Ленчик?.. Что ж, так тому и быть — усыновит он Ленчика. Пацан растет правильный, да и привык он уже к нему. Глядишь, скоро станет называть его папкой. Эх, хорошо! Бывают, значит, исключения, выходит, прав был попутчик.
Прав…
В то время заявился из города в Степное бывший Шурочкин муж, отец Ленчика.
Шурочка на следующий день шла по селу, закутавшись платком. Мать, как увидела синяки, давай ее расспрашивать, а потом говорит, чтоб та Ивану не сообщала, не то убьет он паразита, Ленчикова отца. Грех страшный будет. Но все случилось по-другому.
Вернулся на Гумрак к пасекам Витька Болотников. Отцы остались по домам. С ним оказией увязался брательник: выпимши был старший, ну и все Ивану рассказал про то, как «старый Шуркин муж гонял свою, что слышно было на полсела».
Витька поумней братца — кинулся Ивана держать. Иван ему приложил, не разбираясь. Рухнул Витька на спину ровненько на шалашик. Шалашик и развалился под здоровенным Витькой. Очухался — матерится на старшего болтуна. Да толку… Иван прыгнул в болотниковскую «буханку», за ним по проселку только пыль столбом. Пока ехал, колес не жалел, но ближе к дому поостыл Иван: «Только скажу, чтоб проваливал, не буду бить, не буду…»