Суета началась. Колонну формировали тут же…
Иван подсадил коротышку Витька, закинул в кунг сумку.
«Ну, понеслась», — решил Иван; сам полез — схватился руками за железный борт.
Когда колонна тронулась, долго смотрел Иван назад. Там в пыльном облаке стояли двое: корреспондент с оператором. Иван поднял руку и помахал, вроде спасибо сказал. Вдруг вспомнил, полез в карман, достал и развернул листок с фамилией.
— «Колмогоров Евгений Борисович, комендатура Ленинского района…» Слышь, Савва, в Ленинскую едим ведь?
— А мне по-белому, да. Только не в горы, ноги там стоптал. Шатой этот.
Иван огляделся.
Костя с Витьком рядом.
«Как же это я про полковника забыл? — снова в бумажку. — Колмогоров, Колмогоров…. Что ж, значит, так тому и быть».
Глава четвертая
Примерно во втором часу от полудня полковник Евгений Борисович Колмогоров возвращался в комендатуру из Ханкалы; он трясся на переднем сидении и равнодушно глядел в окно на мелькавшие мимо развалины. Бронированный комендантский УАЗик, обогнав на Минутке растянувшуюся в полквартала военную колонну, промчался на бешеной скорости участок улицы и нырнул в тоннель под Романовским мостом. На блокпосту за мостом водитель моргнул ментам фарами и повел УАЗ меж воронок и канализационных люков дальше, в сторону проспекта Победы.
Терзали коменданта тревожные мысли:
«Стрелочник этот Вовка Филин. Ведь ты смотри, как повернул, гавнюк: пять подрывов за месяц… слабо организована инженерная служба! Резюме бл… Будто я крайний на весь район».
Но что мог поделать Колмогоров? Это, когда один на один, Филин — Вовка, а когда на докладе у командующего — главный комендант города, полковник Филин. Филин, конечно, тоже своих пистонов получил, да все получили. Колмогоров уже привык: как совещание, так одни разговоры — обстановка ухудшается, бандгруппы активизируются, минная война прет полным ходом. Да что говорить! Коменданта с Заводского района рванули ведь? Рванули. А в Старых Промыслах… вся дорога крестами уставлена.
Не в настроении Колмогоров.
Водитель давит на педаль, чуть не подбородком в руль упирается. Двое охранников притихли на заднем сидении.
Вот и его, Колмогорова, Ленинский район… Осятник гадский. Плюнь в окно, попадешь в бандитскую рожу. Да тут — зачищать днем и ночью, тралом морским вытраливать. Менты командировочные отдуваются на спецурах. Саперы комендантские: каждый день — то фугас, то обстрел. Да не приведи бог кого из местных зацепят, — набегут правозащитники, журналисты, всякая сволочь тыловая. Знать по-делу ничего не знают, а вони разнесут по всему свету. Федералы. Это ж ругательством стало! Этим словом теперь малых детей пугают.
Командующий… Понятно… На него сверху давят: война закончилась, новая власть собирается из Гудермеса переезжать в Грозный. А как переезжать, если фугасы на дорогах, по ночам обстрелы, народ местный не знает, кому верить: учителей стреляют, глав районов вместе с семьями пускают под нож, ментов и прокурорских рвут. Комендантские озверели окончательно, с ума посходили. Э-э, да что там говорить…
У Старого рынка водитель влетел в яму — тряхнуло. Колмогоров — чуть не в стекло лбом.
— Сашка, мать… смотри, черт!
— Виноват, тащ… тут быстрее бы надо.
Впереди замаячил бэтер с десантом на броне; у обочины солдаты с щупами.
Водитель кивнул в их сторону:
— Вон, товарищ полковник, централка. Саперы из центральной комендатуры топают, филинские. Чего-то днем их понесло…
Не успел водитель договорить, как вдруг все смешалось: впереди, там, где только что был виден бэтер и солдаты, ярко вспыхнуло. Из серого облака поднялся к небу черный бархатистый гриб, сразу вслед оглушительно громыхнуло.
Завизжали тормоза.
Колмогоров руками вжался в панель: с колен на пол полетели фуражка, папка с документами.
— Накаркали, мать… Давай к обочине — ну!
Тяжелый бронированный кузов повело юзом; водитель, вцепившись в баранку, выровнял машину, нацелившись на разворот, бешено закрутил рулем. Возле подорванной брони стрельнули, потом еще и еще; тяжело закашлял пулемет. Колмогоров жестом удержал водителя, приказал остановиться у вывернутого бордюрного камня, метрах в ста от подорванной брони. «Такое вот, Вовик, резюме», — по лицу своему Колмогоров провел рукой, по щеке: щетинистая щека колючая, а ведь с утра брился! Нервы, нервы…
Один из охранников, здоровяк Тимоха, придерживая берет на голове, выскочил из машины, огляделся — сунулся обратно:
— Товарищ, полковник, не нада здесь стоять. Поехали. Центральную комендатуру, саперов, ихнюю броню накрыли. Они с дуру и по нам могут.