Все это, между прочим, я выложил старшему лейтенанту в Вольской милиции. Даже гораздо подробнее. Но то ли я не был достаточно красноречив, то ли старший лейтенант устал от дежурства и нотация моя ему была ни к чему, только, по-моему, понял он одно: что произошел досадный казус с корреспондентом центральной газеты, корреспондент этот, чего доброго, нажалуется начальству, а то и «пропечатает», будут неприятности, поэтому он столь рьяно набросился на бдительную официантку, такое ей начал говорить, так непозволительно нарушать теперь уже достоинство и честь ее личности, что мне пришлось уже ее защищать. Сбитый окончательно с толку, старший лейтенант махнул рукой и в сердцах сказал:
— Ну что вы от меня хотите?
Я понял, что не сумею объяснить ему очень простой истины: не меня оскорбил работник милиции — закон оскорбил, коему верой и правдой должен служить. Не мое корреспондентское удостоверение должно внушать уважение, а Советская Конституция, которая дала мне права гражданина Союза Советских Социалистических Республик. А не сумел все это я объяснить потому, что, видимо, раньше не внушили такую простую истину старшему лейтенанту, не внушали ее повседневно, ежечасно не только в форме приказов и профессиональной учебы, но всем стилем деятельности данного конкретного отделения милиции.
В. И. Ленин придавал исключительно большое значение реальному обеспечению прав граждан. В свое время профессором В. В. Адоратским В. И. Ленину была передана жалоба гр-ки Лаврентьевой. Владимир Ильич в связи с этим указывал профессору:
«…вся помощь, которую Вы можете оказать просителям, должна состоять в «юридической» им помощи, т. е. научить их (и помочь им) воевать за свое право по всем правилам законной в РСФСР войны за права»[1].
Но если, по ленинской мысли, гражданин должен воевать за свои нарушенные права, то все институты нашего социалистического государства имеют целью всячески этому содействовать. И невольно возникает вопрос: а не слишком ли велико неравенство сил: законы, институты государства — на одной, стороне, а на другой — старший лейтенант, с которым мы беседовали в Вольске, еще какие-нибудь отдельные и, конечно, нетипичные должностные лица, не могущие или не желающие уяснить и подчиниться духу и букве наших законов. Не обеспечена ли при таком соотношении быстрая и легкая победа? Увы, сама жизнь не дает на это безусловно положительного ответа. Есть, конечно, отдельные и нетипичные. Их не трудно снять с занимаемых должностей. Трудно, неимоверно трудно другое: воспитать в каждом из нас глубочайшее уважение к закону, к его запретам и велениям, привить тот дух уважения к закону и человеческой личности, охраняемой законом, который должен царить всегда и везде без всяких оговорок и скидок.
Вновь я возвращаюсь к вольскому курьезу. Старший лейтенант не был со мной груб и до того, как я показал удостоверение корреспондента центральной газеты. Но он и не думал извиниться за официантку, за нелепый случай, который произошел в его городе. Когда же я представился, тон беседы резко изменился в лучшую для меня сторону. Но, думаете, мой собеседник уважал меня? Мой паспорт гражданина Советского Союза? Мои права как личности? Закон, который эти права охраняет? Увы! Только принадлежность мою к учреждению, которое может доставить личные неприятности старшему лейтенанту. А должно-то быть иное уважение. Иная совсем основа его.
Конечно, работникам милиции приходится иметь дело не с лучшими представителями общества. Их работа не только романтична. Состоит не только из погонь, схваток, распутывания сложных преступлений, словом, не только и не столько из того, о чем повествуют детективные произведения. Они повседневно имеют дело с пьяницами, дебоширами, хулиганами, сквернословами. Уважать таких людей, низко опустившихся, трудно. Но никто и не требует от работника милиции уважать небритую, пропахшую водкой личность. Уважать закон надо — вот в чем суть.
Ф. Э. Дзержинский давал наставление о том, как производить обыск у лиц, подозреваемых в преступлении, как держать себя следователю с подследственным. Он писал:
«…пусть все те, которым поручено произвести обыск, лишить человека свободы и держать его в тюрьме, относятся бережно к людям, арестуемым и обыскиваемым, пусть будут с ними гораздо вежливее, чем даже с близким человеком, помня, что лишенный свободы не может защищаться и что он в нашей власти. Каждый должен помнить, что он представитель Советской власти — рабочих и крестьян и что всякий его окрик, грубость, нескромность, невежливость — пятно, которое ложится на эту власть»[2].