В начале какого пути я поняла очень скоро и прикосновения показались мне мелочью.
В начале пятнадцатой ступени обучения, на первой же практике, всё тот же нес Атис сообщил нам радостную весть:
"- Наконец-то мы можем перейти ко второй стадии энергообмена. - Искренняя радость сияла на гладковыбритом морщинистом лице. - Поцелуй, - произнёс он довольно, - замечательная форма обмена энергией, несомненно, более эффективная нежели прикосновения..."
Я сидела в стороне, лишённая возможности принимать участие в практике, и ничего лучшего чем это со мной не случалась уже очень давно. Мне казалось, что хуже уже не могло быть, но это... Делать это с Проводящим! Быть к нему ещё ближе!
Меня словно парализовало, в горле встал ком, и я едва смогла поднять руки, принимая электронную доску у нес Атиса.
"Прежде чем мы перейдём непосредственно к практике, - раздавалось словно в тумане, - вы заполните опросник".
Я перевела растерянный взгляд на предмет в руках и увидела на экране обратный таймер времени, за которое требовалось ответить на двадцать вопросов.
Приступить к заданию я смогла только после того как ко мне подошёл нес Атис, узнать, всё ли мне понятно. Я кивнула, желая лишь одного: чтобы этот ратенмарец оказался от меня как можно дальше.
Все вопросы были посвящены предыдущей ступени практики: что я испытываю во время первой стадии; с кем из Проводящих первая стадия кажется мне наиболее эффективной; с кем я не ощущаю никакого контакта; что я чувствую по окончании занятия; ощущаю ли я усталость или прилив сил...
Я не долго думала над ответами, выбрала первые попавшиеся на глаза варианты и поспешила вернуть доску. Собрав остальные ответы, нес Атис загрузил данные в систему, а затем, сосредоточив взгляд на пульте, рассадил девушек в другом порядке, пока Проводящие продолжали занимать свои привычные места.
Как только всё было готово, руководитель продолжил говорить всё ту же чепуху, что и о прикосновениях, десятки раз подчёркивая, что вторая стадия является более эффективной, позволяя осуществлять больший оборот энергии. Затем нес Атис просто предложил Проводящим поцеловать Хранящих.
И всё, что мне оставалось делать дальше, это слушать гадкие, тошнотворные причмокивания, разносившиеся по комнате.
Сжав зубы, я сидела прямо. И если дюжину назад меня обуял стыд и не позволил продолжать смотреть, то в этот момент я сгорала от ненависти на Проводящих, жадно впивающихся в губы одураченных девушек, на нес Атиса, благосклонно кивающего, наблюдая за непристойностями, на всех ратенмарцев, позволяющих себе дышать и отравлять мир собственным существованием.
Я ненавидела их всех.
Но больше всего ненавидела себя, зная, что буду делать то же самое, вопреки желаниям и здравому смыслу. И буду делать это только потому, что боюсь. Слишком боюсь потерять то единственное, что у меня осталось - жизнь.
У меня отняли дом и семью, забрали свободу и право распоряжаться собственной судьбой, растоптали гордость и загнали меня саму так глубоко, что я не была уверена, смогу ли стать прежней, вернись всё на круги своя.
Всё, что я смела себе позволить, это жалкий хвост из волос на пару сантиметров выше положенного, ругательства, звучавшие только в моей голове и жалкий браслетик тех цветов, которые я бы предпочла больше никогда не видеть.
Глядя на отвратительное зрелище, я знала... знала, что буду делать то же, что и эти ненастоящие ратенмарки. Презирая их за готовность поддаваться лжи, я всё время упускала из виду тот очевидный факт, что они делают это потому что искренне верят, потому что не знают другой жизни или, возможно, давно о ней позабыли. А я, та, что считает себя лучше них, буду целовать поганого Проводящего из-за страха, застрявшего глубоко внутри. Зная, что они убийцы, я всё равно буду это делать.
Страх был тем, с чем я неразрывно росла и взрослела. Страх перед ратенмарцами, страх перед лабораториями, страх перед смертью.
И потому, когда настал мой черед занять место для практики, я опустилась на стул и с каменным лицом позволила себя целовать.
В отличие от первого Проводящего, посмевшего меня коснуться, того, чьё лицо я не запомнила, ратенмарца, терзавшего мой безжизненный рот, я запомнила очень хорошо. Его звали Эдог Мар.
Худой и темноволосый, он обладал типичной внешностью ратенмарца. Кожа была светлее тейанской на несколько тонов, чуть вытянутые серо-зелёные глаза смотрели настороженно, словно выжидая чего-то.
Стоило руководителю приказать приступать к практике, и он ту же положил руки на мой затылок и неосторожно привлёк к себе. Его губы были сухие и тёплые. Они сомкнулись на моих и следующее, что я почувствовала - гадкий мокрый язык, пытавшийся проникнуть в мой рот.
От неожиданности и шока я застыла и, не контролируя себя, расцепила зубы. Он, не мешкая, засунув свой отросток в мой рот и стал старательно шевелить им там.
Мне было настолько гадко и мерзко, что уже через несколько секунд я почувствовала, как пища просится наружу, и если бы Проводящий не был так же расторопен, как и в поцелуе, меня стошнило бы прямо на него.
Думая об этом сейчас, я находила в случившемся толику удовольствия. Всё отвращение, наполнявшее меня во время практик, ярко отразилось на лице гадкого подростка. Он даже не представлял, что в тот момент был единственным ратенмарцем, которому действительно дано понять, как я себя чувствую при виде любого из них.
- Номер Сто семьдесят, сосредоточьтесь, - одёрнула меня куратор Нан и мой взгляд снова упёрся в доску, отвлекая от приятных воспоминаний.
***
После первой части занятий мы, как всегда, направились на второй приём пищи.
Несмотря на то, что среди Хранящих эталоном поведения являлась сдержанность, общаться и заводить приятельские отношения нам никто не мешал. Поэтому, стоило куратору объявить, что мы свободны, девушки поспешили покинуть обучающую, тут же разбиваясь на пары и тройки.
В выпускной группе, в составе которой я числилась, все давно определились с кем дружить. Неудивительно, что когда я присоединилась, желающих составить мне компанию или хотя бы просто общаться не нашлось. Время шло, но своей я так и не стала.
Сначала я долго остерегалась девушек сама, считая их ненормальными или, может, предательницами, согласными сотрудничать с ратенмарцами по доброй воле. Узнав, что они сами считают себя ратенмарками, я долго пребывала в немом шоке и ещё дольше раздумывала над тем, не рассказать ли им правду. В конце концов, решившись однажды поделиться с одной из девушек тем, что я знаю, я подсела к ней в общей комнате, когда остальные уже разошлись по своим каютам, и только раскрыла рот, как голос в динамике велел нам обоим отправляться спать.