Я постаралась убедить Козетту, что было бы очень странно приносить в подарок вино человеку, отношения с которым у нее могут остаться исключительно деловыми и который в любом случае предложит ей лишь бокал лимонада, поскольку сама Козетта почти не пьет. На ее лице отразилось сомнение. На самом деле ей не пришлось ничего отдавать или брать, за исключением того лимонада, потому что журнал так и не появился на свет. Женщина, написавшая либретто, исчезла где-то в Южной Америке, а Айвор уехал с Фей. Разумеется, он собирался вернуться — как, впрочем, и Фей. Потому что Козетта была доброй и щедрой, никогда не сердилась и не дулась, всем все прощала, так что не очень проницательные люди считали ее легковерной. Думали, что она глуповата, и ее можно обмануть.
Айвор сказал ей, что собирается в Нортгемптон навестить заболевшую мать. Фей исчезла, не сказав ни слова. Думаю, они сняли комнату в Патни[37] у какого-то знакомого, который уехал в отпуск. Козетта катала Тетушку на машине и видела, как Айвор и Фей лежали в объятиях друг друга в Ричмонд-парке. И проявила ту грань своего характера, о существовании которой я не подозревала — если считать ее мстительностью; если же назвать это как-то по-другому, не злобой, не местью, а ужасом перед предательством, то Козетта всегда была такой.
Она пригласила знакомого из Голдерз-Грин — Джимми, верного мастера на все руки, который выполнял для нее разнообразную работу на Велграт-авеню и теперь приезжал на Аркэнджел-плейс — сменить замки и изготовить новые ключи. Телефонный номер остался прежним, вероятно, потому, что сама Козетта почти никогда не брала трубку. Я всегда думала, что если она и получала какую-то пользу от приживания в своем доме, эта польза заключалась в том, что всегда было кому ответить на звонок — обязанность, от которой Козетта старалась увильнуть. Мервин, которого я никогда не подозревала в особой неприязни к Айвору, с огромным удовольствием сообщил ему, когда тот позвонил, что Козетта «отдала распоряжение» его не пускать. Услышав об этом, Козетта пришла в ужас, но к тому времени Мервин и Гэри уже повеселились от души, рассказывая Айвору, что Козетта «все о нем знает», что у нее есть друг, «большая шишка в Скотланд-Ярде», и что в данный момент она «разговаривает со своим адвокатом». Айвор, вероятно, подумал, что помимо всего прочего раскрылся и обман по поводу происхождения и семьи, хотя на самом деле никто из нас не подозревал, что он не принадлежал к тем же Ситуэллам, что и сам покойный сэр Осберт, на похороны которого его якобы приглашали в прошлом году.
Но все это случилось уже после того, как мы с Козеттой отправились домой к Уолтеру Адмету, договорившись встретиться там с Айвором. Мы поехали на темно-синем «Вольво», большом, старом, пыльном, поглощавшем неимоверное количество бензина; мыть его должен был Гэри вместо арендной платы, но никогда этого не делал. Внутри автомобиль казался продолжением «Дома с лестницей», до отказа забитый вещами Козетты, с полными или наполовину полными пепельницами, бутылками и баллончиками из-под освежающих спреев, новыми романами в рваных суперобложках, туфлями для вождения и туфлями, которые надевались для выхода из машины, всякими свертками, которые требовалось куда-то отвезти, но которые никогда не попадали к месту назначения, бельем для прачечной, одеждой для химчистки и вещами, требовавшими починки. Я волновалась, и мое волнение передалось Козетте, которая приняла его за опасение, что ее обманут или уговорят выбросить деньги на ветер.
— Когда существует опасность, что благоразумие мне изменит, — серьезным тоном сказала она, — я думаю о Дугласе. Вспоминаю, как он упорно трудился, чтобы заработать все эти доставшиеся мне деньги, и это меня сдерживает. — Впервые за много месяцев она упомянула о покойном муже.
Внутри элегантный георгианский дом может быть таким же хлевом, как и любой другой, о чем я тогда еще не подозревала. В доме номер пятнадцать на Аркэнджел-плейс царил кавардак, но благодаря усилиям Перпетуа грязи там не было. Чего не скажешь о доме Уолтера Адмета. Он выглядел так, словно тут никогда не убирали, и запах в нем стоял ужасный. Обивка мебели засалена, а если точнее, то покрыта накапливавшейся годами какой-то липкой коркой, к которой пристала шерсть животных, местами густая, словно колтун. Пахло жареным луком или потом — что на самом деле одно и то же, — а также засоренной канализацией и старой собакой или больной кошкой, хотя никаких животных мы там не видели. Даже Козетта, самая невозмутимая из женщин, слегка замешкалась, прежде чем сесть на указанное место — грязный, с прилипшей шерстью диван, по которому ползали мухи.
37
Южный пригород Лондона, известный своими многочисленными гребными спортивными клубами на Темзе.