Белл захлопнула дверь, толкнув ее пальцем ноги, обнаженным пальцем, который раньше не показывался из-под красного шелка. Какая тишина! Ни слов, ни звука дыхания. Наши губы разомкнулись, глаза закрылись, а потом, подобно оглушительному реву, на нас обрушился шелест струящегося шелка, звяканье золота и камней — платье и драгоценности падали на пол. Почувствовав трепет и восторг прикосновений шелковистой кожи, мы передвинулись в круг света, отбрасываемый на кровать одинокой лампой.
12
Сегодня воскресенье. Я не пишу по воскресеньям, а Белл не нужно на работу в магазин. Это время для разговоров. Кто так решил? К этому выводу мы, похоже, пришли одновременно, как будто вдруг поняли, что время пришло и что нам больше ничего не остается.
Работа в магазине изматывает Белл. Она засыпает, как только приходит домой, и под «домом» я имею в виду мой дом, потому что именно сюда она каждый день возвращается. На второй вечер и на третий часам к десяти она просыпалась, я вызывала такси, и машина отвозила ее в Килбурн, в дом под железнодорожным мостом. Но это казалось жестокостью, возможно, из-за того, что Белл была тихой и покорной, позволяя, чтобы ей помогали вдевать руки в рукава старого черного пальто, которое она носит, вели к ожидавшему на улице такси, приподнимали ей голову, чтобы поцеловать в холодную щеку. Поэтому в пятницу я постелила ей в свободной комнате, и она там спала — четырнадцать или пятнадцать часов подряд.
Долгие часы сна, наконец, подействовали и восстановили ее силы настолько, что сегодня утром, спустившись по лестнице со своей первой за день сигаретой, Белл уже не была так похожа на призрак, выглядела свежее и моложе и даже заставила себя улыбнуться. А когда более крупный и ласковый кот прыгнул ей на колени, она не смахнула его с рассеянным видом, а начала гладить. Чуть позже мы посмотрели друг на друга и пришли к одному и тому же решению. Нам нужно разговаривать. Все, о чем умалчивалось столько лет, теперь должно быть произнесено. Это важнее всего остального, что нас разделяет. Я убеждена, что именно звонок Фелисити — помимо всего остального — определил направление нашей беседы. Вчера вечером, довольно рано, когда Белл спала наверху, а я сидела в кабинете и в четвертый или пятый раз перечитывала «Трофеи Пойнтона»,[49] она позвонила из своей квартиры где-то на окраине.
Я искренне считала, что больше никогда не услышу ее голоса. Все эти слова насчет встречи в Лондоне и неотвеченных вопросов, которые нужно обсудить, воспринимались мной как пустая болтовня, не заслуживающая внимания. Но нет, Фелисити говорила серьезно. В этот субботний вечер они с Эсмондом приехали в город и собирались поужинать в маленьком французском ресторанчике на углу, и ее вдруг осенило: «Почему бы не пригласить Элизабет? Мы заказали столик на четверых, но шансы, что Миранда и Джереми захотят с нами поужинать, с самого начала были практически нулевыми».
Предложение Фелисити меня чем-то привлекало. Какой она теперь стала? А он? И, самое главное, как они относятся друг к другу? Я говорила с Фелисити, а сама вспоминала ее крик, когда она увидела Эсмонда, поднимавшегося по лестнице в доме Козетты, вспоминала, как она уткнулась в плечо Харви. Но мне следовало помнить о Белл, которая спала наверху, потому что я была здесь, потому что мое присутствие вселяло в нее уверенность. Я солгала Фелисити, сказала ей, что уже приглашена сегодня на ужин. Мой отказ, похоже, ее не расстроил.
— Значит, в другой раз, — согласилась она, а потом неожиданно прибавила, так что я с трудом удержалась от смеха: — Вообще-то сегодня годовщина нашей свадьбы, и Эсмонду это могло бы не понравиться.
— Думаю, не понравилось бы.
— Я тебе позвоню — так просто ты от меня не отделаешься. Тебе звонила Белл Сэнджер? — К имени бедняжки Белл Фелисити стала прибавлять фамилию. Это как бы отдаляло Белл, исключало из категории друзей, где ей уже не было места.
Зачем я опять солгала? Причина та же, что и у любой лжи. Так проще.
— Нет, — сказала я. — Не звонила.
— Что ей было нужно? — спросила Белл, когда я рассказала ей об этом разговоре. В своем полусне она слышала телефонный звонок — или он ей приснился.