Она спасет. И ляжет шрам на шрам
На поле боя, пасмурном и диком.
Сквозь пепел лет смеется юность нам
Прекрасным беспощадным ликом.
Встречай ее в открытую, смелей,
Ответь на смех заботы мудрым смехом.
Твоя душа, как музыка,
и ей
Не суждено довольствоваться эхом.
1967
Старый журавль
Во время перелета ласточки
отдыхают на спинах журавлей.
Кто я? Старый журавль, отстаю постепенно от стаи.
Вон на север весенний все дальше уходит косяк.
Там по мягким болотам линяют снегов горностаи.
И холстины тумана на голых деревьях висят.
Там гнездо моей жизни, извечная родина родин,
Заливные луга и леса в предрассветном дыму.
Там высокие звезды как гроздья созревших смородин.
Мне, наверно, туда не добраться теперь одному.
Кто ты? Легкая ласточка, сбитая ночью с дороги.
Острым крыльям твоим встречный ветер осилить
невмочь.
Равнодушные звезды далеки и чужды тревоги,
Шторм под нами гремит, и кипит океанская ночь.
Хлещут волны внизу и соленой кидаются пылью.
Будь спасеньем моим, прижимайся плотнее к плечу.
Пусть доверье твое к моему прикоснется усилью:
Я спасу тебя, слышишь, и сам до гнезда долечу.
Синий свет
Все, что прошло, и все, что станется,
О чем я плакал и молчал,
Нежнее с каждым годом тянется
Туда, к началу всех начал.
Там детство с лампой керосиновой,
Там вместо дома моего
И всей деревни кол осиновый
Торчит — и больше ничего.
Там за церковною оградою
Ограды нет и церкви нет,
Под коромыслом зимней радуги,
Мой синий, синий, синий свет.
Цвет глаз моих идет от матери.
Лишь только голову закинь —
И хлынет синь по белой скатерти
Снегов, сольется с синью синь.
Я не без роду, не без племени,
Причастный к горести земной.
За мной два океана времени
И три погибели за мной.
За мной войны дорога дальняя.
Тоска и песня, пот и кровь.
И в наваждении случайная
Скорей печаль, а не любовь.
И не от случая до случая,
А каждый день сто тысяч раз
Надежда, радуя и мучая,
Мне светит синью синих глаз.
И льется, льется чудо синее
Через сугробы гор и лет,
Душа и песня в синем инее,
Над белым светом — синий свет.
1968
«Вчера ломал деревья ураган…»
Вчера ломал деревья ураган,
И, словно танки, громыхали тучи,
И озеро бежало к берегам
И расшибалось о седые кручи.
Сегодня — неземная благодать:
Прозрачно небо, неподвижны воды.
И как-то непривычно наблюдать
Блаженное спокойствие природы.
Земля, как истина, обнажена,
И верится наперекор обману:
Великое рождает тишина,
Пришедшая на смену урагану.
1969–1971
Элегия
Отошедшее лето
С печалью пустынных полей,
Над полями с рассвета
Седая печаль журавлей.
С этой вечной печалью
Моя улетает печаль.
За прозрачною далью
Далекая видится даль.
Там под синею синью
Холодных и ломких небес,
Словно дань повторенью,
Осенний смыкается лес.
Там лежит на траве
И на золоте сонных осин
Синевой в синеве
Осиянная синяя синь.
Эта легкая синь
Через тонкую плоскость стекла
С крыльев диких гусынь
Под ресницы твои натекла.
Натекла и стоит,
Как озера в тени камыша.
И цветет, и грустит,
И смеется, и стонет душа.
1969–1971
Памяти Александра Трифоновича Твардовского
Он был на первом рубеже
Той полковой разведки боем,
Где нет возможности уже
Для отступления героям.
Поэзия особняком
Его прозрением дарила.
Его свободным языком
Стихия Жизни говорила.