Моя любимая бабушка и эта вредная старуха? Ничего общего!
Дознание превращается в пустую формальность. Если бы не ядовитая заноза в сердце — вообще чепуха.
Желая отвлечься от дурных мыслей, я поворачиваюсь к Широно. Новый слуга устроился в углу моего крошечного кабинетика, на полу, подстелив жёсткую циновку. Придвинул к себе низенький столик, разложил письменные принадлежности, стопку листов бумаги и усердно работает кистью: записывает мою беседу с перерожденкой. Тушечницу с уже разведенной тушью он притащил от секретаря Окады, решив не тратить время на приготовление туши самостоятельно. Смотри-ка! Не к писцам побежал, к секретарю. Чудо из чудес! Раньше я ни на миг не усомнился бы, что наш секретарь скорее даст отрубить себе правую руку, нежели поделится с кем-нибудь своей драгоценной тушью. Похоже, Барудзироку Широно (фамилия! у каонай! с ума сойти…) пользуется в управе определённым уважением.
Для безликого — немыслимое дело!
Ну да, пять лет при дознавателе Абэ. Будем честными, у Широно служебного опыта побольше моего. Если же учесть, какими делами занимался господин Абэ — и какими теперь занимается Торюмон Рэйден, весь такой красивый, с новой, купленной за казённый счёт одеждой — опыт Широно мне очень даже пригодится. Главное, не вспоминать Мигеру, не сравнивать его с Мигеру, не хотеть со всей силой безнадёжной, мучительной страсти, чтобы он превратился в Мигеру…
Я знаю, что бывает, когда человека охватывает страсть, способная вытеснить все остальные чувства. Полагаю, Широно, ты тоже это знаешь. Как ты и уместился-то за этим столиком? С твоим ростом, телосложением? Записи можно не проверять — вряд ли я найду там хоть что-то, к чему можно прицепиться, попенять тебе за нерадивость, скверный почерк или отсутствие должного усердия. Я постараюсь к тебе привыкнуть, Барудзироку Широно. Очень постараюсь.
Но извини, обещать не могу. Вот и сейчас: вспомнил, как Мигеру скрипел гусиным пером, выводя заморские каракули, и сердце защемило. Чему там должно быть подобно сердце самурая? Сухому дереву? Стылому пеплу?
Плохой из меня самурай.
— …делаете из тонких ломтиков тофу мешочки, обжариваете в масле. Будьте осторожны, они крошатся. Ва́рите мешочки в разбавленном соевом соусе и сладком рисовом вине. День храните в доме, три дня на холоде. Пусть впитают аромат…
— Мешочки?
Заявитель что-то бормочет. Масло, рисовое вино. Я не слушаю. Или слушаю? Хочется есть, очень хочется есть. Живот прилип к спине, кричит: наполни! Не глядя, я хватаю оставленный про запас колобок. Бамбуковый лист летит на пол, но мне не до того. Отламываю сразу половину колобка, запихиваю в рот. Жую, глотаю, рискуя подавиться. Давлюсь, кашляю.
Это, наверное, после саке. Выпил лишнего, на еду потянуло.
Надо поделиться с Широно. Ох, как трудно себя заставить! Колобок — ничтожная порция. Тут и одному мало! Зря я отдал Мэмору второй. Преодолевая желание проглотить весь остаток целиком, я отламываю от него совсем немножко, чтобы обмануть самого себя, сую в рот, а остальное протягиваю слуге. Он берёт свободной рукой, благодарит. Я его не слышу. Что же я слышу?
— …ва́рите мешочки во второй раз. Затем варите рис, — мелкий старушечий шепоток лезет в уши, тычется цепким кулачком. — Приправляете уксусом, солью и лекарством от болезни лёгких[5]. Можете добавить моркови…
Как же хочется есть!
— …имбиря, маринованного в сливовом уксусе, и варёного корня лотоса. Набиваете рисом мешочки, посвящаете их божественной лисе Инари…
— Мне записывать рецепт, господин?
Гулкий бас Широно раскатом грома встряхивает кабинет. Вышибает чужие кулачки из ушей, заставляет тело содрогнуться. В низу живота откликается эхо, растворяет в себе чувство голода. Да что я, в самом деле?
— Какой ещё рецепт? Ничего не записывай, здесь не поварская. Мэмору с Малого спуска, или Котонэ, если угодно — хватит нести околесицу! Всё, что требуется, я услышал. Всё, что необходимо, записал мой слуга. Сейчас мы отправимся в твоё жилище для дальнейшего дознания. Ты меня понял?
— Поняла я, как не понять, — разносчик втягивает голову в плечи. — Чего тут понимать? Вы только не деритесь, я вас боюсь. У вас третьего колобка нет, а? Хоть крошку бы…
Ну да, Мэмору, ты всё ещё считаешь себя женщиной. К такому долго привыкаешь.
2
Цветы дня расцветают
— Мне тебя до праздника Обон[6] ждать?!
5
Сахар в Японию завозили китайцы и европейцы. После блокады Чистой Земли сахар в ограниченных количествах производился местными жителями, но считался не столько продуктом питания, сколько лекарством от лёгочных болезней.