Мы согласились. Ракутин начал давать капитану инструкции, как нужно нажать на комбрига, что капитан несет ответственность за это.
А мы тем временем стали накоротке совещаться, кому ехать в 100-ю и кому — в полк, к комбригу. Решили, что Кригер и Белявский поедут в 100-ю, а мы поедем в полк. А завтра все вместе съедемся в 107-й Сибирской дивизии, о которой, рассказывая нам об обстановке, хорошо отзывался Ракутин. Она недавно провела удачный бой недалеко от Дорогобужа. Одним словом, о ней было что написать. Если же мы не встретимся в 107-й, то через два дня встретимся в Вязьме. На том и порешили.
Мы с Трошкиным посадили в свою «эмочку» капитана и, простившись с Ракутиным, тронулись. Я оглянулся. Ракутин стоял на дороге и передавал какой-то пакет сержанту. Потом сержант побежал с этим пакетом к У-2, только что прилетевшему и севшему рядом с дорогой на поле.
По контрасту со штабом 13-й армии, находившимся за семьдесят километров от фронта, в Чаусах и, как мне показалось, имевшим весьма слабое представление о том, где и как дерутся части армии, мне понравился этот полевой штаб Ракутина и сам он — подвижный, молодой генерал-пограничник, которому, видимо, не сиделось на месте.
Проехав километра четыре, мы разминулись с Кригером и Белявским. Помахали друг другу и разъехались. Они двинулись дальше по дороге на Вязьму в 100-ю, а мы с капитаном и Трошкиным свернули налево, на север, на проселок. Мы двигались по очень плохим проселочным дорогам через леса и топи. Несколько раз пришлось вытаскивать машину на руках. Но капитан хотел непременно ехать кратчайшим путем, и этот кратчайший путь, как говорится, обошелся нам в копеечку. Мы выбрались на ельнинский большак, уже когда смеркалось, километра за три от переднего края частей, осаждавших Ельню.
Трошкин ехал хмурый, как туча. Сперва по своему легкомыслию я не понял, почему это с ним, и стал дразнить его, что он так обленился, что даже до полка не хочет доехать. Он разозлился и вдруг стал кричать на меня: что хорошо мне — написал и все! Хорошо, когда можно наплевать на метеорологию, на время дня и на погоду, а ему же снимать надо! А что он будет снимать, если через час будет так темно, что хоть глаз выколи? Ну что он будет снимать? Немного покричав на меня, он успокоился.
Выбравшись на большак, мы проехали мимо артиллерийских позиций и километра через два встретили маяка, который указал нам путь в штаб полка. Штаб этот был слева от ельнинской дороги. Проехав километра два полем и кустами, въехали в рощу. Там раздавалась сильная пулеметная и ружейная трескотня. Впереди метров за восемьсот, на выходах из леска, у деревеньки — не помню, как она называлась, — атаки сменялись контратаками. Словом, была мясорубка.
Наши минометы, расставленные в роще, тявкали у нас за спиной, а немецкие минометы лупили по роще. Мы поговорили с комиссаром полка. Оказалось, что деревня на опушке леса была сначала захвачена нами, потом отбита немцами, потом опять захвачена нами, сейчас опять отбита немцами.
Настроение в полку было хорошее, бодрое. Все несчастье, как я уже потом понял, заключалось только в том, что людям дана была неверная установка — на уничтожение небольшого высадившегося здесь немецкого десанта.52 Поэтому люди, встречая отчаянное сопротивление немцев, отбивая их крупные контратаки, никак не могли понять, почему и как все это происходит, и злились на своих соседей, считая, что те ничего не делают и от этого немцы сумели сосредоточить все свои силы именно здесь, на этом участке.
Словом, насколько я понимаю, разведка была поставлена отвратительно. Никто, начиная от Ракутина и кончая командирами батальонов, не знал истинного положения под Ельней. Так по крайней мере — берусь это утверждать — было в тот день, когда мы там находились.
Передав приказание командующего и с удивлением узнав при этом, что полк от времени до времени подвергается ураганному артиллерийскому огню с той стороны, где должны были находиться наши части, капитан, встревоженный этим, заторопился назад с докладом командующему. Когда мы уже сидели с ним в машине, кто-то прибежал с донесением, что немцы обошли полк с правого фланга и, выйдя на дорогу, ведущую от Ельни к Дорогобужу, перехватили ее.