Пять лет все шло как по маслу, если не считать этих маленьких перемен. Такова была наша жизнь в те времена: немного надежды, немного перемен, немного тайн.
Но у меня были и свои тайны. А как же? Во-первых, однажды ночью мне приснился Иисус — чужеземец с длинными волосами, бородою и множеством последователей. Я рассказала мисс Баннер об этом сне, умолчав об одной его части. Она рассказала Пастору Аминь, а он представил меня как сотню новообращенных — вот откуда мне известно, что на самом деле был всего один. Я не просила мисс Баннер поправить его. Его позор был бы еще сильнее, если бы выяснилось, что из сотни новообращенных не было ни одного. Моя вторая тайна была гораздо хуже. Это произошло вскоре после того, как мисс Баннер поведала мне о том, что потеряла свою семью и свои надежды. Я сказала, что у меня столько надежд, что могу поделиться с ней, пожелав, чтобы ее возлюбленный передумал и вернулся. Мои слова ее очень обрадовали. Вот о чем я молилась по крайней мере сто дней.
Как-то вечером я сидела в комнате мисс Баннер. Мы говорили, говорили, говорили. Когда нам наскучило судачить, я попросила ее достать музыкальную шкатулку. Но ключа не оказалось. Она заглянула в ящик — и там его не было. Ай, что это? Я подобрала статуэтку из слоновой кости и поднесла ее к своему единственному глазу. Обнаженная женская фигурка, очень необычная. Когда-то я уже видела нечто подобное. Я спросила, откуда у нее эта статуэтка.
— Она принадлежала моему возлюбленному, — ответила мисс Баннер, — это был набалдашник от его трости. Когда он сломался, мой возлюбленный отдал его мне на память.
О, тогда я и узнала, что возлюбленный мисс Баннер — не кто иной, как предатель Генерал Кейп. Раньше я молилась, чтобы он вернулся, а сейчас при одной мысли о нем волосы у меня на голове вставали дыбом. Это и была моя вторая тайна: я знала, кто он. И начала молиться, чтобы он держался от нас подальше.
Позволь мне признаться, Либби-я, я понятия не имела, как сильно мисс Баннер жаждала любви. Любой любви! Чистую любовь трудно найти, и ей не суждено долго длиться. Но порочной любви всегда хватит, чтобы заполнить пустоту. К этой любви она и привыкла, приняла ее, когда та вернулась.
5. День большой стирки
Телефон, словно будильник, звонит ровно в восемь утра. Вот уже третье утро подряд Кван звонит мне как раз в тот момент, когда я мажу тост маслом. Еще до того, как я успеваю поздороваться, она выпаливает:
— Либби-я, спроси Саймон название мастерская — чинить стерео?
— Что случилось с твоим стерео?
— Что? А… Слишком шумно. Да-да, я включать радио, а оно «шшшшшшш…».
— А ты пробовала отрегулировать частоту?
— Да-да! Я часто регулировать.
— Как насчет того, чтобы отойти подальше от стерео? Наверное, в тебе сегодня многовато электричества? Обещали дождь.
— Ладно-ладно, может, стоит сначала так: на всякий случай, позвони Саймон, спроси название мастерская.
Сегодня я благодушно настроена, и мне хочется выяснить, как далеко может зайти ее хитрость.
— Я знаю, как называется мастерская, — продолжаю я, подбирая подходящее название, — ах да, «Богус Бумбоксес», на Маркет-стрит, — я прямо-таки слышу, как скрипят мозги Кван, переключаясь на новую частоту.
Наконец она проговорила со смешком:
— Эй, ты, плохая девчонка, врушка! Нет такая мастерская!
— И нет никаких проблем со стерео, — добавляю я.
— Ладно-ладно, ты звонишь Саймон, говоришь, Кван поздравляет с днем рождения.
— Я вообще-то собиралась позвонить ему по той же причине…
— Ой, какая вредная девчонка! Почему ты мучить меня, ставить в неловкое положение! — Она издает хриплый смешок и, шумно вздохнув, говорит: — Ой, Либби-я, когда позвонишь Саймон, позвони маме.