Мариус Петипа в молодости танцевал в Мадриде. В Испании в то время было запрещено целоваться на сцене, даже если того требовала пьеса. Петипа забыл об этом запрете и в конце танца поцеловал партнершу. Публика была в восторге, но явился полицейский комиссар и сделал строгое внушение Петипа. Увы, Петипа, бисируя танец, так увлекся, что вновь поцеловал танцовщицу. Его арестовали и выпустили только благодаря заступничеству директора театра. Однако вскоре королева Испании лично отменила запрещение целоваться на сцене, и, наверное, поступок Петипа сыграл здесь свою роль!
Это было в Берлине. Знаменитый композитор Мейербер руководил репетицией своей оперы «Пророк». По ходу репетиции ударник должен был тихо ударить в барабан, он сделал это очень мягко. Однако композитор остановил оркестр и попросил ударника еще большего пиано. Ударник исполнил желание автора и едва коснулся барабана, но и на этот раз Мейербер не был удовлетворен. Начали снова, ударник шепнул соседу: «Сейчас я совсем не ударю, посмотрим, что он скажет».
Довольный Мейербер похвалил музыканта: «Браво, теперь почти совсем хорошо. Но попробуйте еще тише!»
Петербург. Александринский театр. Островский, «Не в свои сани не садись». К. Варламов — Русаков, Я. Малютин — Вихорев.
Вдруг в одной из сцен Варламов сходу пропускает целую страницу текста. Малютин по неопытности начинает «тащить» Варламова к пропущенному тексту. «Молчите»,— шипит суфлер. Малютин замолкает, а Варламов как ни в чем не бывало говорит все, что было положено, и за себя и за Малютина и удаляется под грохот аплодисментов.
С каким же наслаждением оставшийся на сцене Вихорев — Малютин произносит вслед ушедшему следующую по роли реплику: «Ну, есть ли какая-нибудь возможность говорить с этим народом. Ломит свое — ни малейшей деликатности! Однако это черт знает как обидно!»
В конце прошлого века в Тамбове в местном театре по какой-то причине спектакль «Дон Кихот» был заменен на «Ревизора». Об этом предупредили актеров, забыв, однако, юношу, роль которого состояла из одной фразы.
Каково же было изумление публики, когда в столовую Городничего вошел человек в испанском костюме и, обращаясь к Хлестакову, произнес: «Синьор, мой господин вызывает вас на дуэль!»
Таганрогский артист Я. отличался большим темпераментом. Репетируя пьесу, в которой он раньше имел блестящий успех, исполнитель заявил режиссеру, что декорации устроены не так, как он привык.
— С этой декорацией я не могу играть: мне надо уйти в глубину вместе с войском — на задней декорации должна быть арка или свободные ворота.
— Ну, так вы, друг мой, уйдите направо или налево за кулису,— советует режиссер.
На спектакле Я. так вошел в роль, что с возгласом: «За мной, мое храброе войско!» повернулся к задней декорации, взмахнул воинственно мечом и рассек бумажный задник. Когда войско прошло вслед за своим отважным предводителем в распахнувшиеся вдруг «ворота», публике представилась другая, не менее интересная картина — женские гримуборные.
Безвестному молодому человеку, одному из распорядителей студенческого концерта, поручили пригласить прославленного артиста Мамонта Дальского. Студент нанял карету и подъехал к отелю «Пале-Рояль», где жил знаменитый трагик.
— Я не поеду,— сказал Дальский,— но вместо себя приятеля пошлю. Чудесный бас. Где же он? Федор!
Из соседней комнаты вышел худой долговязый молодой человек.
— Федор! Одевайся скорее! На студенческий концерт поедешь. Споешь там что-нибудь.
Певец было запротестовал, но Дальский был неумолим.
Студент был весьма расстроен своей неудачей. Ехали молча. Только перед выходом на сцену студент спросил певца:
— Как вас объявить?
— Шаляпин,— ответил тот.— Федор Шаляпин.
— А я — Василий Качалов,— представился студент.
Популярность Василия Ивановича Качалова была безгранична. Гулять с ним днем по Москве было просто невозможно: его узнавали решительно все, вплоть до уличных мальчишек. Актер Н. Александров рассказывал: «Идем по улице, собачка навстречу — увидела Качалова, замерла, подбежала, протянула лапу и говорит: «Здравствуй, Вася!»
