— Я напугала тебя, — пробормотала девушка, — но это не моя вина! Когда ты обо всем мне рассказал, я почувствовала себя так, словно меня ранили в сердце…
И она замолчала, пытаясь припомнить, что произошло потом.
— Ты мне сказал, что мадемуазель Элен умерла?
Сильвен кивнул.
— И в самом деле?.. — начала она, но не смогла закончить фразу.
— Да, Давид…
На этот раз Аврилетта закрыла руками лицо и зарыдала. О, она прекрасно знала Давида и часто встречала его в лесу, когда он приходил туда, чтобы развеять тяжелые думы. Обычно при нем была скрипка, которую он уносил из дома. Убедившись в том, что он один и никто не может его подслушать, он садился на траву и начинал играть.
Однажды, в один из таких дней, Давид увидел между ветвями деревьев молоденькую девушку. Она слушала его музыку. Давид прекратил играть, но тогда девушка обратилась к нему с просьбой: «Сыграй еще…» Между двумя существами завязалась дружба — отеческая, покровительственная со стороны Давида и наивная, подобострастная со стороны Аврилетты.
Давид часто приходил в лес. Музыканту казалось, что он обрел друга, которому можно излить страдания через мелодию скрипки, с ее помощью рассказать о том, чего его уста никогда бы не осмелились произнести. Позже пришел послушать музыканта и Сильвен, но его чувства отличались от тех, что воодушевляли девушку. Разумеется, он был добр, откровенен, не способен на что-либо дурное. Тем не менее Сильвен чувствовал какую-то досаду. Восторг, переполнявший девушку, делал его печальным и задумчивым. Почему? Он не мог этого понять.
Сильвен думал, что любил Аврилетту как ребенка. Юноша не осознавал, что его сердце просыпается и это влечет за собой страдания. Да, Давид отнимал у него кусочек души Аврилетты, которую в своем эгоистическом чувстве он, Сильвен, хотел сохранить для себя одного. Что же касалось Давида, то он ни о чем не догадывался. Он безнадежно любил Элен, твердо намереваясь страдать и во что бы то ни стало хранить тайну. В его мелодиях слышались слезы и терзания сердца.
Когда Аврилетта узнала о том, что Давид, обвиненный в ужасном преступлении, теперь мучается, она подумала, что умрет от горя. Как она сама сказала, это была рана, нанесенная ей прямо в сердце. Мало-помалу девушка успокоилась и стала обо всем расспрашивать Сильвена. Ему было известно все, так как он присутствовал при допросе Давида. Когда молодой человек передал ей эпизод с письмом, найденным в комнате Давида, Аврилетта поднесла руку к сердцу, словно стараясь сдержать его биение, и, покачав головой, сказала:
— Давид не виновен!
— Увы! — произнес Сильвен, с симпатией относившийся к бедному музыканту. — Я тоже хотел бы в это верить, но это зловещее письмо… Не является ли оно ужасным доказательством…
— Он не виновен, — с нетерпением повторила Аврилетта. — Я это точно знаю. Если он любил…
Девушка замолчала, словно удивляясь тому слову, которое произнесла и значение которого в первый раз стало ей понятным. Однако затем она снова продолжила:
— Если он любил мадемуазель Элен, зачем ему было ее убивать?
— Ты же знаешь, что она вышла замуж за графа Керу.
— Да, но Давид добр. Если этот брак и заставил его страдать, он не мог лишить его совести. Я в этом уверена, Сильвен! — продолжала она. — С такой душой, как у него, в минуту страдания умирают, но не умерщвляют!
Сильвен, слушая ее, невольно задумался. Как он мог так быстро поверить в виновность музыканта? Юноша знал его тихую, кроткую душу. Как он мог поверить в то, что опровергала вся прошлая жизнь Давида? Когда Сильвен рассказал Аврилетте обо всех подробностях этого ужасного несчастья, она проговорила:
— Послушай, не Давид убил мадемуазель Элен. Даже если бы все улики указывали на него, я и тогда сказала бы, что это не он. Если он сам не признался, то и я не верю в его виновность.
— Но кто же мог совершить преступление?
Аврилетта, немного подумав, ответила:
— Я должна рассказать тебе об одном видении. По правде сказать, я думала, что это всего лишь сон, но неужели он оказался вещим? — понизив голос, прибавила она.
— Что ты имеешь в виду? — спросил взволнованный Сильвен.
— Прежде я задам один вопрос, — ушла от ответа Аврилетта. — Этот венок действительно принадлежал новобрачной?
И она взяла венок из пасти собаки.
— Без сомнения, — подтвердил Сильвен.
— Невеста была одета в белое и ее лицо закрывала длинная фата?
— Да, именно так.
— Был ли на ней венок в ту минуту, когда ее убили?
— Я видел его у нее на голове… Цветы были обагрены кровью…