— Отец возвращается.
А где он был до этого, интересно? Впрочем, меня тут же отвлекла другая мысль. Чудище из самых страшных ночных кошмаров, тварь, которая преследовала меня во время нашего панического бегства сквозь стены, — выходит, это не кто иной, как отец Сиэя?..
— Он же тебя пытался вчера убить, — тихо сказала я.
Сиэй пренебрежительно мотнул головой, затем вдруг хлопнул в ладоши. От неожиданности я подпрыгнула.
— Эн! Найасоувамехиках!
Чушь какая… Он пропел этот дурацкий набор звуков на манер детской считалочки, звон повис в воздухе — и вдруг мир изменился. Точнее, изменилось мое восприятие мира. Мне стало внятно эхо разговоров — до последнего слова, отражающегося от стен. Эхо каталось, сливалось и накладывалось. Воздух пошел рябью — это звуки, звуки, так дрожит струна, от пола к стене, от стен через колонну, удерживавшую огромный вес Неба, и вниз — звук уходил в землю.
Эхо дрожало и уходило в землю, а земля ворочалась, как сонный ребенок, пока мы летели, как мячик, вокруг солнца, и сменялись времена года и звезды вокруг изящно переворачивались — я сморгнула и с удивлением обнаружила себя все в той же комнате. И тут я все поняла. Самые первые годы, десятилетия, когда писцы еще оттачивали свое мастерство — они ведь гибли через одного. А потом ограничились изучением письменного языка — отсюда и их скромное прозвание. Странно, как вообще человек мог решиться на такое? На попытку говорить на языке, значение слов которого зависело не только от синтаксиса и произношения и интонации, но и от координат говорящего относительно остальной вселенной… Они что, и впрямь надеялись, что сумеют выучить божественное наречие? Нет, это смертным не под силу…
Желтый шарик Сиэя появился из ниоткуда и впрыгнул ему в руки.
— Иди и смотри, а потом найди меня, — приказал он и подбросил шарик.
Тот стукнулся о ближайшую стену и исчез.
— Я передам твой ответ Курруэ, — сказал он, направляясь к ближайшей к кровати стене. — Подумай, конечно, Йейнэ, но не тяни с решением, ладно? Время течет так быстро для вас, смертных. Декарта вот-вот умрет — а ты не готова…
Он сказал что-то стене, и та растворилась перед ним — за отъехавшей перегородкой оказалось мертвое пространство, узенький глухой коридор. Сиэй сверкнул ухмылкой, шагнул в темноту — и стена закрылась за его спиной.
7
ЛЮБОВЬ
Как странно… Только сейчас я сообразила: а ведь это обычная склока между двумя семьями, которые что-то не поделили…
Из окон моих покоев открывался потрясающий вид — чуть ли не на всю Сотню Тысяч Королевств. Безусловно, это заблуждение — писцы давно доказали, что земля круглая. И все же как заманчиво воображать весь мир у своих ног. Внизу мигали огоньки, тысячи и тысячи огоньков, словно звезды, только на земле, а не на небе.
Мы, дарре, искусные строители — и не боимся высоты. Мы строили города на отвесных горных склонах и возводили на вершинах храмы, дабы составить звездные карты. Но мы и думать не могли, чтобы построить что-то вроде Неба. Да и амн тоже бы не сумели — им помогли пленные боги. Но рабство богов — не основная причина, по которой дарре считают Небо абсолютно противоестественным зданием. Отделять себя от земли и смотреть на нее сверху вниз, подобно богу, — святотатство. А еще это попросту опасно. Мы никогда не станем богами, как бы ни старались. А вот утратить человеческий облик у многих получается легко — прямо оторопь берет, насколько.
И все же… Вид из окна завораживал. Очень важно уметь ценить красоту, даже если она исполнена зла.
Как я устала… Я всего-то день провела в Небе, а в моей жизни уже произошло столько перемен. Для Дарра я все равно что умерла. Наследников у меня нет, так что скоро Совет провозгласит энну другую молодую женщину из другой знатной семьи. Бабушка очень расстроится — именно этого она всю жизнь и боялась. А я ведь не умерла. Я стала Арамери. Правда, неизвестно еще, что хуже.
Арамери, вообще-то, не должны покровительствовать народам, с которыми их связало рождение, — судьбы всех стран одинаково дороги для них. Но я-то, конечно, не стала следовать этим правилам. Как только ушли Теврил и Сиэй, я связалась с правителями вверенных мне народов и предложила — ну, как предложила, вообще-то, предложение от наследницы Арамери — это не предложение, а вовсе даже и приказ — подумать над тем, чтобы возобновить торговые отношения с Дарром. Никакого официального эмбарго на нас не накладывали — просто после того, как мать покинула клан Арамери, для нас настали тощие годы. Мы бы могли опротестовать эмбарго в собрании или найти способы обойти его. Но правители всех стран, пытавшихся заслужить благоволение Арамери, попросту сделали вид, что Дарр не существует. Они разорвали договора, перестали выполнять финансовые обязательства, отказались выслушивать наших представителей в суде. Нас даже контрабандисты стороной обходили. Мы стали париями.
Так что, по крайней мере, я могла употребить новообретенную и нежеланную силу родства на то, чтобы хотя бы частично выполнить поставленную задачу. Потому что я сюда ехала с определенными целями.
Итак, одно дело сделано. Что же до других… За стенами Неба — пусто, коридоры его сплетаются в лабиринт. Есть где спрятать ключи к тайне смерти моей матери.
Но я найду их все, один за другим.
В первую мою ночь в Небе я спала прекрасно. Ужас погони и обилие впечатлений свалили меня с ног, я даже не помнила, как оказалась в постели и уснула.
А вот на вторую ночь сон все не шел. Я лежала на слишком широкой и слишком мягкой кровати в своих покоях, а стены и потолок светились, да так ярко, словно за окном был день. Небо являло собой образ Блистательного, Арамери не терпели тьмы в своем обиталище. Интересно, как же остальные члены почтеннейшего семейства умудряются засыпать?
Проворочавшись с боку на бок несколько часов, я провалилась в полудремоту — однако мысль продолжала работать. В ночном молчании в голову лезли воспоминания о всех прошедших днях, я волновалась за семью и друзей, что остались в Дарре. А еще я думала: какого Вихря, неужели я сумею выжить в этом странном месте?..
И вот так думая и ворочаясь, я вдруг поняла, что на меня кто-то смотрит.
Бабушка оказалась хорошей наставницей — я проснулась мгновенно. И хотя предусмотрительно не показывала, что не сплю, и глаз не открывала, низкий голос произнес:
— Ты не спишь.
Пришлось открыть глаза и сесть. А еще я чуть… ну, вы поняли… в общем, я сильно испугалась, когда увидела Ночного хозяина всего-то в десятке шагов от себя. Он стоял и смотрел на меня.
Бежать было некуда. Так что я просто сказала:
— Добрый вечер, лорд Нахадот.
Голос не дрогнул — молодец, Йейнэ.
Он склонил голову в ответном приветствии. И застыл, весь такой окутанный дымным ореолом, в изножье моей кровати. Просто стоял и зловеще молчал. Долго. Молчал. Зловеще! Наконец я сообразила, что боги пребывают в вечности и им нет дела до краткости времени смертных, и осторожно попыталась начать беседу:
— Вы почтили меня своим присутствием. Могу я знать почему, милорд?
— Я хотел тебя видеть, — сказал он.
— Зачем?
Ответом меня не удостоили. Зато он сдвинулся с места и прошелся вдоль окон. Нахадот все время держался спиной ко мне, и на фоне ночного неба его трудно было разглядеть. Его плащ — или все-таки волосы? — в общем, темный ореол вокруг его фигуры дрожал, и смещался, и сливался с чернотой звездного неба.
Сейчас это был не дикий зверь, преследовавший жертву в лабиринте коридоров, и не источающее холодное презрение высшее существо, угрожавшее убить меня, если проболтаюсь. Я не чувствовала его, но мне чудилась та самая нежность, что проглянула в нем лишь на мгновение — когда он держал меня за руку и ладонь заливала его горячая кровь и когда он почтил меня поцелуем.
Я хотела спросить его: как же так, милорд? — но воспоминание внушало мне беспокойство. Так что вместо этого я спросила: