— Пошёл ты, — впившись ногтями в ладонь до боли, я едва не выругалась в полный голос. Шёпот звучал хрипло и зло: — Наши отношения — это не твоё дело. Может, я и предательница, но я не собираюсь во второй раз смотреть, как дорогой мне человек умирает из-за Протокола. Уэллса мне было достаточно. Мне не нужны такие жертвы, я не хочу их принимать. А «Ковчег» — не сборище беспомощных детей, чтобы их спасать. Как-нибудь разберутся. Если попробуешь что-то сейчас мне испортить — на своей шкуре узнаешь, насколько сильно мне теперь плевать на Протокол.
— Вот видишь, — он усмехнулся со мстительной иронией. — Как бы ты себя не обманывала, ты ничем не лучше меня. Такая же эгоистка. Хотя кто бы мог подумать, что ты так легко скатишься в эту пропасть безнравственности?
Ничего не ответив, я прижалась к стене гудящего лифта. Выдохнула. Пусть это выводило из себя, Джон был прав. Кларк Гриффин, что ступила на Землю полгода назад, никогда бы не сделала такой выбор. Но я — уже не она. И в этот конкретный миг мне навсегда перестало быть за это стыдно.
Искреннее беспокойство во взгляде Беллами резало без ножа. Да, я обижалась. Да, злилась. Но только теперь понимала, насколько всё это было пустяково. Насколько оно не стоило ни минуты бесценного времени. Злодеем здесь и правда был совсем не он, сделавший всё от него зависящее, чтобы помочь нам. Ни разу не нарушивший наших договорённостей в отличие от всех остальных. Я так от всего этого устала, что просто хотелось прижаться к его тёплой груди. Попытаться не сойти с ума от того, что я собиралась сделать. Если кто и мог бы найти способ испортить чёртовым горцам жизнь, то только он. Одно моё слово — и он бы забыл про все возможные перемирия. Ради нас. Ради меня. Я видела это в его глазах. Чувствовала в прикосновениях. Он никогда не отступался от своих обещаний — а обещал, что защитит любой ценой. Не бросит. Но даже одна попытка могла стоить ему жизни. Могла стоить всего. Потому голос едва слушался меня, когда я врала ему прямо в лицо.
— Не понимаю, — он сосредоточенно нахмурился. — Разве суть была не в том, чтобы все, наоборот, спустились сюда? Разве ты не говорила, что станция постепенно разваливается?
— Они хотят переоценить обстановку. Придумать план. Ну, и «Ковчег» точно продержится ещё пару десятков лет. А там видно будет.
— И? Вы собираетесь подчиниться приказу?
— У нас нет выбора.
— В самом деле? — теперь в его голосе послышалось раздражение. — Они в космосе, вы — здесь. Что они вам сделают? Опять этот Протокол? Мне казалось, мы это уже проходили.
— Беллами…
— Пойдём обратно в наш город, а когда ваши прилетят — будем что-то решать. Ты же знаешь, что я не стану тебя запирать. Не стану мешать. Я на вашей стороне.
Конечно, я знала. От этого слова давались ещё труднее, когда я сдавленно произнесла:
— Здесь есть множество приборов, по которым корабль сможет чётко сесть куда нужно. Нам лучше всё время быть на связи. А без оборудования «Маунт Уэзэр» это невозможно.
Он отрицательно мотнул головой, словно отказываясь верить. Взглянул резко.
— Проклятые крысы. Они ведь заставили тебя это сказать? Шантажировали? Что им от вас надо?
Я закусила губу, но глаза всё равно заслезились против воли. Беллами никогда не был идиотом. Всегда всё понимал раньше и лучше всех. И в очередной раз оказался прав. Только ситуацию это никак не упрощало.
— Им ничего не нужно. То, что ты отказываешься в это верить, не делает это ложью. Мне неприятно это говорить, но здесь наши пути расходятся.
Он снова отрицательно покачал головой. Взял моё лицо в ладони, вглядываясь в глаза. Ветер окутал нас снежным вихрем, а я едва сохраняла оставшуюся дистанцию между нами. От каждого дюйма становилось всё больнее.
— Если это горцы… Прошу, скажи. Не можешь сказать — просто дай знак. Пожалуйста, Кларк. Ты же знаешь, я найду способ помочь. Просто скажи. Намекни.
— Даже если бы я лгала, у тебя ещё целая куча других дел, забыл? — горько усмехнулась я. — У тебя там война в самом разгаре. И твой Клан явно должен быть первым в списке приоритетов. Не я. Ты сам это понимаешь. Но я не лгу. Я в самом деле хочу вернуться домой. Ты же сам знаешь, что так будет лучше для всех.
— Для кого — всех? Кого? — в его тоне я услышала какое-то бессильное отчаяние.
— Для тебя, ведь никто больше не захочет использовать нас против тебя. Для вашего Клана, потому что исчезнет повод для грызни. И для нас, конечно, потому что здесь нам нет и не будет места. По крайней мере пока.
— И что? Вы собираетесь улететь навсегда? На ближайшие… двадцать лет? — казалось, ему сложно было даже представить, насколько это долго.
— Я не знаю. Не знаю насколько. Но после рассказа про «Второй Рассвет» и про то, что они сотворили с нашими ребятами, Советники были весьма категоричны. Они сказали, что больше не позволят подобному случиться. И в этом я их поддерживаю. Я бы не хотела оказаться в их лапах снова, а если мы останемся здесь, это рано или поздно случится снова. Ситуация с Аньей только лишний раз это подтвердила. Всё было на грани.
Беллами не дрогнул, но я знала, как задела его своими словами. Я буквально сказала, что не доверяю ему. Он опустил руки, в неверии всматриваясь в моё лицо. Я хотела схватить их и вернуть туда, где они касались моих волос, щёк, шеи. Чтобы меня перестало накрывать безумной паникой от мысли, что он меня никогда за это не простит.
— Ладно, — его тон стал сухим. Отрывистым. — Допустим. Но что насчёт нас? Нас с тобой?
Лучше бы он сейчас наорал на меня. Обозвал предательницей. Высказал всё, что думает о том, что я хладнокровно использовала его, чтобы добраться сюда, что просто запудрила ему мозги, сделав вид, что готова бросить всё остальное ради него, а на самом деле хотела абсолютно обратного. Но Беллами был настолько выше этого, что я даже с трудом могла это представить. И от этого становилось только ещё больнее.
Мой голос совсем охрип, а ком в горле стал невыносимым, когда я спросила:
— О каких «нас» ты говоришь? Разве «мы» вообще есть? У меня свой мир, у тебя — свой. Я думала, что смогу адаптироваться, как-то привыкнуть, научиться жить по новым правилам, и я честно пыталась стать частью твоей жизни, но… не могу. Не получается. Да и как может получиться, если ты даже не считаешь нужным рассказывать мне про моих же собственных людей? Делаешь всё за моей спиной? Считаешь меня просто досадной помехой? Делишься чем угодно только когда обстоятельства уже совсем прижали тебя к стенке? Как тогда с Эхо. Да вообще всегда. И я так не хочу. Не могу. Я… Тогда, на корабле… помнишь, ты просил меня остаться с тобой?
— Помню, — Беллами усмехнулся, но усмешка получилась вымученной. Не то болезненной, не то усталой. — Очевидно, ты приняла решение?
— Я обещала, что подумаю. Я правда пыталась, боги, и… — я с трудом сглотнула, чувствуя, как дрожат губы. Как их сводит от эмоций и от желания поскорее заткнуть себе рот. Но каким-то чудом я смогла договорить, несмотря на потёкшие по щекам слёзы: — Я так не могу. Не могу остаться здесь. Не могу быть с тобой. Я просто хочу домой. Очень. Прости.
В его взгляде что-то вспыхнуло и тут же погасло. Он дважды вдохнул, словно порывался что-то сказать, но в итоге не стал. Нахмурившись, склонил голову и молча кивнул каким-то своим мыслям.
— Что ж. Я понял. Хорошо. Ладно… — наконец, произнёс он едва слышно. Поднял взгляд. Я почти боялась с ним встретиться, но в нём не было ненависти. Не было злости. Была какая-то бессильная обречённость, и всё внутри меня сжалось мучительной болью ей в ответ. Слёзы снова потекли по щекам от той чудовищной несправедливости, что я устроила, от слов, которые он не заслуживал. Тяжело вздохнув, Беллами провёл пальцем по моей щеке, стёр капли и тихо произнёс: — Жаль, конечно, что ты так решила. Но плакать-то зачем?
Я едва не взвыла. Хотела сказать, что я люблю его. И не представляю себе, что смогла бы полюбить кого-то ещё. Что рядом с ним все меркнут, что мне больше никто не нужен, что мне плевать на всё, что мой ответ — только «да». И что мне жаль, что мне хватило смелости признаться себе в этом только сейчас. Но я могла лишь беззвучно кусать губы, чтобы не разреветься окончательно.