Я сползла по стенке за дверьми операционной и бессильно кусала губы. Зарылась пальцами в волосы и хотела выдрать все до единого, только бы гнетущие мысли исчезли из головы. Вспоминала последний вздох Уэллса и задыхалась сама. Почему история так богата на самоповторы? Почему так зла и безжалостна?
— Как ты? — Аарон сел на пол у стенки рядом со мной. — Держишься?
— Вроде бы.
— Всё будет хорошо.
— Хочу в это верить. Но больше не получается.
— Зря. Не похоже, что всё уже потеряно.
— Почему помогаешь?
— А не надо?
— Ты похож на хорошего человека. Это странно.
— Я столько ресурсов уже вложил в этот альянс. Будет обидно сдаться на финише.
— Значит, холодный расчёт?
— Блейк приходил ко мне перед походом сюда. Просил об одолжении. У меня-то. Пленника. До сих пор дико.
— Что просил?
— Чтобы я дал слово, что вам не причинят вреда. Больше ничего. Я тогда посмеялся. Но потом понял. — Я перевела на него взгляд, хмурясь. Усмехнувшись, он продолжил: — Понял, что мы все одинаковые. Отец заставил меня думать, что все они там просто звери. Но этот жест был настолько человечный… И настолько похож на то, что сделал бы я… Те, кто способны ради других отринуть гордость, не теряя достоинства, заслуживают помощи и уважения. Без разницы, земляне или кто-то ещё. Пора отказаться от этих категорий.
— Спасибо, Аарон. Не знаю, что бы без тебя делала, — через силу улыбнулась я.
Но эта улыбка быстро потухла сама собой. От его слов всё скрутило болезненным спазмом тоски.
— Приходи в себя побыстрее. Мне иногда нужен кто-то, кто будет дерзить и угрожать. Когда захочешь — знаешь, где меня найти.
На вторую улыбку во мне сил не нашлось. Только на лёгкий кивок и вздох. Когда Аарон ушёл, ему на смену пришла Харпер. Точно также села рядом, выражая молчаливую поддержку.
— Я бы, наверное, каталась тут в истерике, если бы там сейчас был Монти. Не представляю, как ты сидишь тут такая спокойная, — нарушила тишину она.
— Я совсем не спокойная, — нервно выдохнула я. — Просто не имею права расклеиваться. Если дам волю эмоциям — ничем не смогу помочь. А больше здесь некому за него сражаться.
— Рэйвен рассказала, как ты наорала на Канцлера. Все ещё не знают, как реагировать, но определённо под впечатлением. Знаешь, если бы выборы проходили сейчас, я бы проголосовала за тебя.
— Зря, — усмешка вышла какой-то злой. — Я эгоистка. Не могу поступиться личными чувствами и привязанностями. Хороший расчётливый лидер позволил бы Беллами трагически погибнуть и захватил бы их город, пока они слабы, дезориентированы и напуганы непонятно откуда взявшейся волной огня. А я не такая.
— Ты будто бы Мёрфи сейчас цитируешь, — кратко улыбнулась Харпер. — Но да, наверное, он — хороший расчётливый лидер. Но я его на дух не переношу. А тебе бы доверилась. Ты умеешь принимать сложные решения и при этом скорее выберешь человечность, чем выгоду.
— Или воспользуюсь своим положением, чтобы помочь тем, кто мне дорог. У настоящего Канцлера не должно быть привязанностей. Чтобы не было искушения поступать, как я.
— Джон или Рэйвен, может, осудили бы тебя за это. Но не я. Меня до сих пор мучают кошмары. Не уверена, что когда-то перестанут. Много раз в плену я мечтала о смерти, когда думала, что этот ад никогда не закончится. Но он закончился. И… Когда он стал преследовать меня уже на воле, Монти всегда был рядом и помогал мне справиться с приступами паники. Поддерживал и успокаивал, когда я хотела покончить с собой. Он стал для меня всем. Мы теперь семья. И я бы сделала для него всё. Я во всём понимаю тебя. Знаю, что ты чувствуешь. И молюсь за жизнь Беллами вместе с тобой.
Глаза защипало, но слёзы так и не появились. Наверное, их уже не осталось.
— Спасибо, Харпер. Я очень рада за вас. Вы заслужили своё счастье.
— Ты тоже, — она коснулась моей руки. — Так что не сдавайся. Я лучше многих знаю, что самая тёмная ночь — перед рассветом.
Оставшись в одиночестве, я потеряла всякий счёт времени. Просто сидела, уставившись в стену, будто зомби, и даже не сразу поняла, что двери операционной распахнулись. Подскочила, едва не рухнув обратно от внезапного головокружения, но устояла на ногах.
— Девочка в порядке. Её переводят в палату. А он… Он стабилен. Пока что, — тихо проговорила мама. Замолчала. В её словах между строк повисло очередное тяжёлое «но». Вздохнув, она продолжила: — Мы так и не смогли полностью остановить кровотечение. Оно не такое сильное, как прежде, но из-за глубочайшего разреза лёгочных тканей и сложной раны… Объяснять долго. Но в текущих условиях прекратить его невозможно. Ему осталось примерно несколько часов. Мне очень жаль, дорогая.
Мир завертелся вокруг мутным вихрем. Казалось, мне самой проткнули лёгкое. Разодрали сердце. Октавия… Каково ей будет потерять обоих, если от перспективы потерять одного я уже сходила с ума? Я пошатнулась, хватаясь за стену. Мама уже оказалась рядом. Обняла меня.
— «Ковчег», — хрипло выдавила я. Она вглядывалась в мои безумные глаза. — Стволовые клетки. Ваша генная терапия. Ты когда-то говорила, что оно может даже потерянную конечность отрастить. Вы пробовали на одном из преступников. Ты показывала мне видео. Раны затягиваются на глазах!
— Да. Ты права, всё так. Но это там. Здесь и близко нет таких технологий. А полёт на орбиту — это перегрузки, ты же знаешь. Он убьёт его.
Я отрицательно замотала головой, отказываясь принимать правду.
— Мам, прошу. Скажи, что есть шанс.
— Опасно. Очень рискованно.
— Это хуже, чем опустить руки?
— Ничего не получится, если он умрёт по пути. Воскрешать мёртвых мы пока не научились.
— То есть сначала ты говоришь, что он в любом случае умрёт, но даже не хочешь попробовать рискнуть? Я не понимаю! Если он всё равно умрёт, то какая разница где? Здесь или по пути на станцию? А если не умрёт? Если у него правда есть шанс, а мы его упустим?!
— Кларк… — мама покачала головой с жалостью.
— Пожалуйста! — взмолилась я. — Прошу тебя. Ты же мне обещала, что сделаешь всё.
— Чёрт, — она склонила голову, схватившись пальцами за переносицу. — Ладно. Попробовать стоит. Надо подумать, как облегчить транспортировку.
— Правда? — едва смогла поверить своим ушам я. — Хорошо. Хорошо! Я сейчас же поговорю с Канцлером! Сколько тебе нужно времени?
— Вылетим, как только он согласится.
Я унеслась прочь по коридору до того, как мама успела сказать что-то ещё. Времени на пустую болтовню совсем не было. Я знала, что Канцлер будет против моей идеи, и понятия не имела, как именно буду его убеждать. В панике мозг предлагал один вариант хуже другого, включая вполне себе рабочую схему с пентатриосфеном, но я настойчиво гнала от себя ужасные мысли.
Кейна я нашла в компании президента Уоллеса. Они распивали тот самый медово-цветочный чай в апартаментах Данте, до моего появления, очевидно, обсуждали какие-то детали договорённостей об обмене знаниями и ресурсами, но тут же прервались. Аарон усмехнулся ещё до того, как я заговорила. Видимо, по горящему взгляду понял, что я вновь что-то задумала. Канцлер тоже начал что-то подозревать. Смотрел. Молчал. Не ждал ничего хорошего.
Я не разочаровала, тут же решительно произнеся:
— Мы должны полететь на «Ковчег».
— С чего вдруг, позволь спросить?
— Затем же, зачем мы летели сюда сломя голову. Наш главный союзник среди землян сможет выжить только благодаря технологиям «Ковчега». Так сказала ваша Советница.
— Глава первая, пункт один-восемнадцать. Личные цели и мотивы недопустимы, а их воплощение в жизнь считается грубейшим нарушением.
— Я здесь не настолько давно, чтобы забыть эту главу.
— Хочешь сказать, это для дела?
— Хочу. Я сказала всё ещё в вертолёте. Дело не во мне.
— Президент, вы не возражаете, если мы вас оставим? — спросил Канцлер, взглянув на Уоллеса.
— Разумеется, — усмехнулся тот.
В коридоре Канцлер предпочёл отойти подальше от лишних ушей и по дороге нервно сжимал кулаки. Остановившись в закутке, посмотрел на меня исподлобья:
— Сколько ещё ты будешь плевать на мой авторитет? Сколько ещё будешь проявлять неуважение? Выставляешь меня дураком перед всеми, выдвигаешь требования! Я понимаю тет-а-тет, но так унижать меня в присутствии Уоллеса? Орать при Советниках? Как ты вообще смеешь?