— Простите меня, господин канцлер, — я взглянула на него без малейшей толики раскаяния. — Если хотите, чтобы я умоляла — просто скажите. Но что-то мне подсказывает, что ваш ответ не изменился бы, сколько бы слёз я тут не пролила.
— Потому решила использовать наглость и прилюдно вытирать об меня ноги?
— Вытирать ноги? Да вы понятия не имеете, каково это, когда о вас в самом деле вытирают ноги! Ненавидят! Желают смерти! Вас похищали? Запирали? Пытались изнасиловать? Угрожали убить? Меня да. Всё из этого. Что-то даже не раз. Я выстрадала каждую милю этого жуткого путешествия не для того, чтобы в конце всё разрушила ваша уязвлённая гордость.
— Ещё одно слово — и тебя ждёт суд!
— О! Суд! Это что-то новое в моём списке угроз. Почему вы так упрямо не хотите слушать то, что вам говорят, господин канцлер? Настолько отвыкли, что кто-то может говорить с вами на равных?
— Кларк! — рявкнул он. — Замолчи, пока не поздно.
— Я прошу не так много. Просто сделать один рейс наверх. Корабль не одноразовый. Он готов ещё к сотне таких же полётов. Вы ничего не теряете.
— Значит, вот так просто ты готова подвергнуть всю станцию риску заражения местной заразой?
— Это не должно быть проблемой. Прикажите изолировать одиннадцатый сектор. Там всё равно сейчас почти никто не живёт. Это будет карантинная зона для всех прибывших с поверхности. Вирус для всех остальных не будет опасен, если перевести отсеки в автономный режим. Механизмы станции это вполне позволяют.
— А потом что?
— Как только необходимость отпадёт, мы вернёмся сюда. И передадим в лаборатории рецепт вакцины.
— Твой друг президент Уоллес намерен хорошо за него поторговаться. Он уже выдвинул мне целый список требований. Удивлена? И, может, список был бы меньше, если бы ты не подрывала мой авторитет.
— Вы опять думаете не о том. И не видите ещё одну важную причину срочно лететь на «Ковчег». Вы не поняли про какой рецепт вакцины я говорю! По всем доступным данным все из нас уже должны были умереть от вируса. Но, как видите, я стою перед вами живая и здоровая. У нас у всех чёрная кровь, и есть основания полагать, что благодаря ей мы иммунны. А если это так, то мы сами сможем создать вакцину, выделив тот белок, что разрушает вирус. Тогда можно будет смело послать президента со всеми его условиями. А если спасти командира землян — эти переговоры быстро станут трёхсторонними. И прелесть в том, что всем друг от друга что-то нужно. В такой ситуации не сработают ультиматумы, иначе две другие стороны быстро сориентируются и отправят третью ко всем чертям. А если мы останемся один на один с «Маунт Уэзэр», это точно не закончится хорошо.
— А если ты не права? Если наш отъезд сделает только хуже? Что, если Уоллес воспримет это как нашу попытку подмазаться к землянам? А, офицер Гриффин? Что вы сделаете, если я сейчас скажу «нет»?
— Вы не поняли. Вопрос не в том, разрешите ли вы. Вопрос в том, как вы меня остановите. Президент Уоллес — мой друг и должник, а не ваш. Думаю, если я попрошу его на время запереть вас здесь ради благого дела, он не откажет. С кораблём мы справимся. Со всем остальным — тоже. И знаете что? Мне всё равно, что будет потом. Я прожила здесь достаточно, чтобы не содрогаться в ужасе от перспективы никогда не вернуться на «Ковчег». Я спущусь сюда, и меня будет кому защитить от ваших судов. Что Аарон, что Лесные — они будут не прочь меня приютить. И когда вы придёте торговаться за ресурсы из шахт и каменоломен с землянами — с единственным Кланом, который не захочет четвертовать вас на месте — я буду стоять рядом с их командиром. И знаете, что я скажу? Я скажу вам «нет».
Повисла угрожающая тишина. Я смотрела на напряжённое лицо Кейна, его нахмуренные брови и всё ещё пыталась осознать, кому именно угрожала. И чем. Что нарушила с десяток пунктов Протокола. И, хуже того, мне было полностью на это плевать. Что-то значила только жизнь Беллами. Значило то хрупкое перемирие между нашими мирами, мостами между которыми оказались именно мы.
— Я уважаю твою смелость и вклад в нашу общую миссию. Так что забуду про твоё самоуправство, твои угрозы и вообще этот разговор, — наконец, сурово проговорил канцлер. — Но всего один раз. Не смей больше никогда так со мной разговаривать, ясно тебе? Не забывай, что наверху всё ещё действует Протокол. Не советую пытаться там мне угрожать или что-то требовать. Поняла меня?
— Что? — обескураженно пробормотала я, готовая уже к чему угодно: аресту, суду, ответным угрозам и гневу. Только не к внезапной смене тона.
— У вас есть моё разрешение. Но не думай, что это случилось из-за твоих угроз, Кларк. Ситуацию с Телониусом стоило бы взять под личный контроль. Много дел там ещё осталось. Когда мы вернёмся, удостоверься, что ты начнёшь выполнять, что обещала, как можно скорее.
— Да. Хорошо, я… Спасибо. Спасибо!
Сбивчиво бормоча благодарности, я рванула обратно к маме. Отдышаться от бесконечной беготни и сборов я смогла уже внутри корабля, когда двигатели прогревали перед пуском. Их мощность немного уменьшили, чтобы перегрузка оказалась не такой мучительной. А лёжа перенести её намного легче. Тело человека прекрасно адаптировано к поперечным нагрузкам. Оптимальная поза уже давно рассчитана учёными прошлого. Я повторяла это себе раз за разом. Только робкая линия пульса на мониторе совсем не внушала уверенности. Моё сердце всё равно обеспокоенно сжималось. Умела бы — поделилась бы своей жизненной силой. Отдала бы всю без остатка.
— Мы готовы, — тихо произнесла мама, заходя в отсек. — А ты?
— Да. Наверное.
— Я буду здесь, если что-то случится.
Двигатели переключили с холостого хода на тягу. Подбавили мощности. Корабль очень плавно оторвался от земли.
Такого ещё никто не делал. Мы — первые. Первые чёртовы сумасшедшие. В прошлый раз я боялась этой тряски, потому что она могла меня убить. В этот — боялась ещё сильнее, потому что она могла убить того, кто мне дорог. Силы остались лишь на то, чтобы напряжённо вытянуться в струну и наблюдать за мониторами с жизненными показателями. Пока порядок. Но будет хуже. Неизбежно будет. Я гнала от себя эти мысли, но учила естественные науки слишком усердно, чтобы забыть одним усилием воли.
Я слушала сообщения автоматической системы. Гул двигателей. Своё тяжёлое дыхание. Двадцать тысяч миль в час. Пять миль в секунду. Первая космическая скорость, чтобы преодолеть гравитацию и оказаться на околоземной орбите. Эту скорость нужно было набрать за весьма короткий промежуток времени. Значит, постоянно равномерно ускоряться. Ощущение напоминало то, когда Рейес нажимала педаль газа в пол, и автомобиль нёсся вперёд. Вжимало. Вдавливало. Только там она вскоре тормозила, а здесь это не прекращалось. Совсем. Кораблём управлял автопилот, потому что трудно было даже поднять руку вверх. Каждая клеточка потяжелела. Буквально. На тело давило перегрузкой в пару «джи».
— Пройдена линия Кармана, — уведомил механический голос.
Граница между атмосферой и космосом. Четыреста тысяч футов над уровнем моря — и мы покинули Землю. Теперь официально. Я снова взглянула на Беллами, оплетённого трубками и датчиками. Пульс и давление пока оставались стабильными. Аппарат искусственной вентиляции лёгких помогал дышать и контролировал насыщение крови кислородом. По капельницам в сосуды поступали кровезаменители. С ними и препараты, стабилизирующие состояние. Без них он был бы уже мёртв. Я знала это, но старалась не думать. Вдох. Выдох.
— Выход за пределы экзосферы.
Всё. Последний слой геокороны. Ближнекосмический вакуум, заполненный межпланетными газами. Мы уже хорошо разогнались. Осталось всего ничего. Верхняя граница экзосферы была примерно в половине пути до станции, но с текущей скоростью мы долетим быстрее. Намного. Но я не торопилась расслабляться. Проблема могла появиться не в полёте. А в стыковке со станцией, которая двигалась вслед за планетой по орбите на скорости в те же пять миль в секунду.
— Внимание! По курсу обнаружено облако космического мусора. Примерная скорость сближения — двадцать миль в секунду. Столкновение неизбежно. Внимание!..