В нашей импровизированной карантинной зоне в целом оказалось довольно людно. Часть Советников с радостью вернулись: на Земле им пока не очень понравилось привыкать к более мощной гравитации. У них не было наших усовершенствованных и тренированных тел, чтобы адаптироваться за несколько дней. Многие из наших, из экспедиции, тоже загорелись идеей прикоснуться к прежней жизни. Только Джаспер с небольшой группой кадетов остался в бункере. А я, Рэйвен, Харпер, Монти, Джон, остальные — все мы не могли отказать себе в удовольствии хоть ненадолго прикоснуться к своему настоящему дому. Всем офицерским составом мы каждый день обедали и ужинали вместе в общей столовой. Монти и Харпер больше не стеснялись ходить, взявшись за руки, и я молча улыбалась, радуясь за них. Джон, само собой, выдавал по этому поводу по двадцать колкостей в час, от чего новоявленная парочка постоянно краснела то от смущения, то от злости. Рэйвен продолжала бросать на него уничтожающие взгляды, но, кажется, начинала постепенно его прощать. Или хотя бы переставала ненавидеть.
Когда станция потихоньку засыпала, я приходила сюда. К Беллами. Мама знала, что все ночи я спала здесь, рядом с ним, но даже не пыталась возражать. И без слов понимала, что я бы всё равно не стала слушать. Я не нарушала никаких законов и правил, да и молчаливое присутствие Беллами успокаивало и даже вдохновляло сосредоточиться на очередной куче учебников, которые я читала, устроившись в кресле у окна. Когда новая порция интегрально-дифференциальных уравнений никак не хотела поддаваться пониманию, я откладывала планшет и смотрела на далёкую тёмную Землю. Или смотрела на него, представляя, что скажу ему, когда очнётся.
Сегодня он всё ещё спал, хотя подачу снотворного и все остальные вспомогательные приборы отключили пару часов назад. Мама прогнозировала, что из-за долгого действия препаратов он точно проспит до утра. И теперь, вместо привычного спокойствия, я сидела, как на иголках. Не могла запомнить и строчки из дурацкого пособия по ракетостроению. Это была последняя ночь, когда я могла сидеть вот так. Быть рядом. Что будет потом?
Отложив планшет, я покачала головой. Читать? Бесполезно. Спать — тоже, ведь куда мне было уснуть такой нервной и взбудораженной. Что? Что было делать? Я подумала, что неплохо было бы украсть из аптечки какого-нибудь успокоительного. Поднялась на ноги. Успела только повернуться, беглым взглядом пробежав по каюте — и застыла.
Сначала думала: показалось. Моргнула. Нет.
Не показалось.
Беллами проснулся. Открыв глаза, изумлённо моргал. Оглядел каюту. Приподнялся на локте. Неверяще посмотрел на меня, будто я была каким-то призрачным видением. Спросил хрипло:
— Я что, умер?
Боги, я столько раз прокручивала в голове этот момент, придумывала объяснения и речи. Но все слова вылетели из головы. Там звенела пустота сродни вакууму за бортом. Вышло только нервно улыбнуться.
— Нет. Ну, чисто технически ты на небесах. В двадцати тысячах миль над Землёй. Но вполне себе живой.
— Что? Не понимаю… — он резко сел, ощупывая бок. — Как это возможно? Что с раной? Я совсем не чувствую боли.
Я сама не заметила, как в несколько шагов оказалась у его постели. Села рядом, чтобы ему точно не пришло в голову встать. Пока было рано.
— Лучше без резких движений. Ты абсолютно здоров, конечно, но организм ещё адаптируется. Нормально себя чувствуешь? Хочешь что-нибудь? Может, воды? Или лучше пока прилечь…
Разумеется, Беллами не послушал. Продолжал сидеть, оперевшись на руку. Перевёл взгляд с меня на окно, за которым чернел космос и светилась Земля, а затем обратно.
— Это что, сон?
— Не совсем, — я, будто бы извиняясь, пожала плечами. — Добро пожаловать на «Ковчег».
Изучая место ранения, он приподнял низ рубашки. Там не осталось даже крохотного шрама от раны, которая едва его не убила. Только ровная гладкая кожа. Пришлось сглотнуть и отругать себя за неуместное желание тоже коснуться его. Чёрт. Он же едва не умер, сбит с толку и скорее всего ненавидел меня, а я…
Я нервно вздохнула и зачем-то посмотрела ему в глаза. Слова снова перестали складываться в предложения. Я не понимала, как их правильно подбирать. Вообще не хотелось говорить — хотелось уткнуться ему в плечо и попытаться не разрыдаться.
— Как?.. Как это случилось? Сколько прошло времени?
— Это… тебя вылечила экспериментальная терапия с ускоренной регенерацией тканей. В обычных условиях её блокирует один конкретный ген, но если на него верно повлиять в контролируемой среде… Получается тот же эффект, что у ящериц, без проблем отращивающих новый хвост. Только временно. Не думаю, что тебе интересны медицинские детали. Главное, что теперь всё в порядке.
— Сколько прошло времени? — повторил вопрос он, казалось, ничуть не впечатлённый моими аналогиями. — Сколько?
Вздохнув, я опустила взгляд на сцепленные на коленях пальцы.
— На борту «Ковчега» ты ровно пять дней.
— Как? — его тон, напротив, стал напористее. — Как я оказался здесь? Почему?
— Эвелин привезла тебя в город едва живым. Медлить было нельзя. Мы забрали тебя, полетели в бункер, там была хотя бы полноценная операционная, но… удалось лишь выиграть немного времени. Ты всё равно умирал. Шансов на Земле не было почти никаких. А здесь — наша технология исцеления. Здесь был шанс. Мы рискнули.
Беллами молчал несколько долгих секунд. Потом произнёс краткое:
— Значит, это были вы. На вертолёте.
— Мы, — эхом отозвалась я.
— И искры с неба, поджигающие землю, не были предсмертной галлюцинацией?
— Всего лишь баллистические ракеты. Хотя твой вариант звучит куда поэтичнее.
— Город?
— Цел. Весь «Второй Рассвет» сгорел вместе с частью первого кольца. Из-за ракет. Без потерь не обошлось, но до ракетного удара все ваши успели отступить благодаря Эрлану и рациям.
— Линкольн? Тави? Я оставил её там…
— Октавия была ранена, но сейчас цела. А Линкольн… Он…
Мне не нужно было заканчивать предложение, чтобы Беллами всё понял. Он зарылся пальцами в волосы, потёр ладонями лицо, сдавленно что-то пробормотал. Выдохнул резко, со злостью, которая возникает от полной бессмысленности происходящего.
— Мэди?.. — наконец, спросил едва слышно.
Закусив губу, я только отрицательно помотала головой. Беллами побледнел и застыл. Слушал мой голос, повторяющий слова Эвелин, а потом пытался смириться с услышанным. Выходило с трудом. Я почти физически чувствовала его боль, и не зная, что сказать, просто подвинулась ближе, уткнулась лбом в плечо, погладила по спине. Он не спорил. Не двигался. Только уронил руки на колени и пару мгновений тихо сидел, закрыв глаза. Я знала эту победу с горьким привкусом поражения. Знала, как она опустошала и высасывала все силы круговоротом мыслей, что можно было сделать лучше. Сделать больше. Сделать иначе.
— Перед тем, как мы продолжим беседу… — Я вздрогнула, когда он снова заговорил. — Я хотел бы прояснить один вопрос. Я здесь гость или пленник?
— Что? — опешила я. — Гость, разумеется. Почётный гость.
— Тогда как я могу попасть обратно на Землю?
— Утром поговоришь с Канцлером и Советниками. Они ответят на все вопросы.