— Прошу прощения за этот балаган. Мы непременно обстоятельно побеседуем, как только разберёмся с этим. Обязательно разберёмся, — отозвался Кейн и повернулся к большому экрану в дальней части комнаты. — Выводите видео на главную панель, офицер Мёрфи.
Несколько секунд та горела чёрным, а затем ожила. На экране появился мужчина с аккуратно подстриженной бородой в костюме советника — таком же ярко-голубом, как у Эбигейл и ещё восьмерых. Расположив локти на подлокотниках кресла, он сложил пальцы домиком, взирая на канцлера и всю его свиту со мстительным превосходством. Голова едва не закружилась от внезапного чувства дежавю. Уэллс был почти копией отца.
— Так и думал, что увижу именно тебя, Телониус. Как ты смеешь марать собой почётную форму советника? Ты достоин только тюремной робы.
— В твоём голосе звучит отчаяние приговорённого к скорой смерти, Маркус, — мстительно усмехнулся тот.
— Маркус? Так это личное? — сощурился канцлер, поморщившись от фамильярного обращения. — Тогда к чему впутывать в это всех остальных? Давай разберёмся один на один.
— Я бы рад, но ваша карантинная зона не оставляет альтернатив.
— Чего ты хочешь?
— Чтобы ты и твои верные советники за всё ответили, разумеется.
— За Уэллса?
— Не смей впутывать его, Маркус. Даже имя его не смей произносить! — голос советника заклокотал от гнева.
— А зачем тогда впутывать в это офицеров и кадетов? Они только вернулись с Земли и ничего плохого тебе не сделали. Твой сын погиб ради них. Неужели хочешь, чтобы его жертва была напрасной?
Советник скривился, будто разочаровался предсказуемостью выпада.
— Разве я сказал, что хочу их убить? Это вас, коллеги, уже ничего не спасёт. Вы жили по Протоколу. Вы делали ради него страшные вещи и охотно бы целовали поступь проклятого канцлера, будь это вписано в один из пунктов. И только из-за вас я всё это затеял.
— Думаешь, наша смерть что-то изменит? — Кейн сурово прищурился. — Протокол был до нас. Протокол останется и после.
— В Совет придут новые люди. С новыми идеями. Готовые к реформам, которых вы боитесь, как огня.
— А как быть с нашим гостем? Мы вернулись только для того, чтобы спасти ему жизнь, Телониус. Только для этого. Он невероятно важная фигура там, внизу, и покинуть карантин без последствий он не может. Твой маленький акт терроризма — ладно. Мы просто винтики этой огромной системы. Но неужели ты готов лишить всех здесь шанса на лучшие условия на Земле? Добиться этого можно только благодаря ему.
— Как ты верно заметил, Маркус, люди уходят, а общества остаются. Новые договоры — вопрос только времени и количества приложенных усилий. А эти дикари заслуживают только самого худшего. Скольких из наших кадетов и офицеров они прикончили? А вы спасаете их. Идиоты.
— Если бы вы удосужились предупредить нас, что в бункере остались выжившие, всё было бы совсем не так! — вдруг воскликнула Кларк, одаривая Советника испепеляющим взглядом. — Вы ничерта не знаете, а уже выносите приговоры. Люди Беллами не убили, не покалечили ни одного из нас. Многие из них защищали Уэллса ценой своей жизни!
— Офицер Гриффин! — строго бросил канцлер. — Не лезьте не в своё дело или ждите за дверью.
— Простите меня, господин канцлер, — сквозь зубы процедила она.
— Всё такая же лицемерно послушная, а, Кларк? — сморщился в отвращении мерзкий шантажист. — Тогда давай проверим твою преданность Протоколу на прочность в деле. Я уже успел ознакомиться с вашими исследованиями в бортовом журнале лаборатории. Как оказалось, всем чернокровым карантин уже не нужен. Вы безопасны для населения станции. И я не хочу, чтобы жертва моего сына была напрасной. Он пал героем. Поэтому я готов позволить вам, кадеты и офицеры первой экспедиции, перейти в десятый сектор через буферную зону.
— Но? — тут же почуял подвох Кейн.
— Но Эбби придётся выполнить моё условие. Ради всех детей здесь.
— Условие?
— Она должна рассказать всё. Всю правду, лживая ты сука!
— Что? — не понял канцлер. — Какую правду?
— Она знает. Прекрасно знает, мать её! А я жду. С нетерпением, — зло выплюнул Телониус. — Или ты готова пожертвовать жизнью невиновных ради своей тайны? А? Будешь говорить? Убьёшь невиновных своей трусостью? Убьёшь свою дочь?
Кларк стала белее мела. Пыталась скрывать дрожь, но получалось у неё плохо. У меня и у самого будто пол ушёл из-под ног, ведь я уже тоже прекрасно знал, что именно жаждал услышать ублюдок. Было неясно, какая участь хуже: сгинуть тут всем вместе жертвами противопожарных алгоритмов Протокола или отпустить Кларк и остальных Небесных к этому чокнутому террористу. С него станется потом сполна истребовать с них долг за гибель сына. Убивать для этого совсем не обязательно. Подчас жизнь бывает хуже смерти.
— Эбигейл, что несёт этот сумасшедший? У тебя есть хоть малейшее понимание? — Кейн взглянул на советницу, нахмурив брови. Её лицо напоминало застывшую восковую маску и пугало своей безжизненной отстранённостью. Но глаза, такие же ярко-голубые, как у Кларк, пылали не то обречённостью, не то ужасом, пока она не прикрыла их, собираясь с духом.
— Вижу, вы пытаетесь пробиться к главному компьютеру, — насмешливо продолжал Джаха. — Пошли в активную атаку, пока я тут с вами болтаю. Ха! Неплохо, но не думаете же вы самом деле, что я работаю в одиночку? Уязвимость в вашей идеальной системе нашёл совсем не я. И не я один сейчас всё это организовал. Теперь в моей полной власти только кнопка — та самая, которая оставит весь одиннадцатый сектор без кислорода. Уверены, что хотите испытывать моё терпение? Ты уверена, Эбби? Там сейчас твоя дочь. И каждая секунда промедления все сильнее приближает её смерть.
— И где гарантии? Где гарантии, что ты их впустишь? — спросила советница.
— А почему не должен? Моя месть их не касается. Эти несчастные дети ни в чём передо мной не провинились. Они такие же жертвы, как и я. Как мой сын. Как и все.
— Зачем тебе это, Телониус? Что изменит эта правда, если мы все сейчас умрём?
— Я получу удовольствие. Потому что ты предала всех не меньше моего, а свалила всё только на меня. Я хочу, чтобы все поняли, что ты представляешь из себя перед смертью. Хочу, чтобы ты исповедалась перед тем, как сдохнешь.
— Мама, — в голосе Кларк зазвучало столько боли и отчаяния, что я почти содрогнулся. Даже не мог коснуться её, не мог утешить. — Не надо. Не подыгрывай ему.
— Но если ты действительно можешь спасти их, Эбигейл, то настоятельно рекомендую тебе это сделать, — мрачно заметил канцлер.
Кларк вздрогнула и сжала кулаки, когда советница вздохнула. Она страшилась неизбежного. Бесилась от бессилия. Глаза её заблестели, пока она лихорадочно смотрела то на Кейна, то на мать.
— Хотите правду? Хорошо. Ладно, — Эбигейл тяжело вздохнула ещё раз. — Я всё знала. Я какое-то время работала вместе с Телониусом и скрывала от Совета наше общение с президентом Данте Уоллесом. Советник Джаха попросил его об особом отношении к своему сыну и Кларк. Всё потому что Уэллс был к ней неравнодушен. Этим он поставил их обоих под удар и сделал из них идеальный инструмент шантажа. Я боялась, что их просто убьют первыми, если что-то из планов президента сорвётся. Поэтому молчала. Знала, что господин канцлер не будет брать в расчёт сопутствующий ущерб и вполне допустит гибель наших детей, если так будет нужно. Вот она, правда.
Слова давались ей тяжело, но она произносила их с непоколебимым достоинством. Не мямлила, не заикалась, не пыталась юлить и врать, не оправдывалась и не лгала. Я знал её не больше часа, но уже зауважал и чётко видел, от кого у Кларк эта благородная внутренняя сила. У кого она научилась смотреть на трудности с горделивым спокойствием и величием. Советники уставились на Эбигейл в немом изумлении, кто-то сдавленно ахнул, Канцлер и вовсе потерял дар речи. Нахмурился так сильно, что морщины располосовали его лицо глубокими складками.
— Как это возможно? Были же записи! Тебя на них не было! Что за чертовщина? — взорвался негодованием кто-то из советников.
— Какого чёрта?!