Голова закружилась не то от резкого кислородного голодания, не то от мысли, что у меня теперь очень много времени обо всём подумать. Лучше было подальше убраться из шлюза — никто не знал, мог ли Джаха внезапно его открыть даже несмотря на механическую блокировку и выкинуть нас в космос. В скафандре это вряд ли было бы смертельно, но бестолково болтаться на орбите не хотелось никому. Все послушно следовали за Кейном по коридорам. Сердце билось будто из последних сил. Безумно хотелось спать. В лёгких нестерпимо саднило — даже самого глубокого вдоха оказывалось недостаточно. Каждый шаг казался тяжелее предыдущего.
— Шлемы. Пора, — кратко бросил побледневший канцлер всем остальным, столь же побледневшим.
Стоило защёлкнуть на шее последнее крепление — и я едва не зажмурился от удовольствия, вдыхая насыщенный кислородом воздух. Только потом я осмотрелся. В огромном иллюминаторе очередного центра управления, до отказа забитого компьютерами, рабочими местами и плотно запечатанными ящиками с непонятным содержимым, виднелась крупная точка на фоне ярко-голубой светящейся шапки атмосферы. Корабль. Полетел на первый круг.
В гарнитуре шлема что-то зазвенело. Экранчик компьютера, управляющего костюмом, засветился. Оглядевшись, я увидел, что не только у меня. Канцлер тут же нажал на панельку. Почти сразу я услышал недовольный тон Джахи прямиком в своём шлеме:
— Думали, я не замечу отстыковку? Чёрта с два. Что это вы там устроили? Кто сейчас улетел?
— Отправили к тебе диссидентов, Телониус. В корабле только чернокровые, так что тебе нет смысла убивать их. Все разносчики заразы остались здесь. Твоя вендетта свершится, как ты и хотел. А детей не тронь.
— Напялили скафандры и предпочли медленную смерть? Что ж. Удачи.
— Не смей трогать Кларк, — злобно процедила Эбигейл. — Она ни в чём не виновата.
— Я подумаю, — мстительно заявил в ответ террорист.
— Убьёшь её — значит, уважишь Протокол. Она ведь нарушила его ради меня. Не за это ли ты так страстно выступаешь? За превосходство личного над общим? Или ты только за те случаи, когда это выгодно конкретно тебе?
— Заткнись!
— Тогда оставь мою дочь в покое. Удовлетворись тем, что я умру здесь в одиночестве, предав не только всё, за что боролась всю жизнь, но и собственную дочь. А Кларк предстоит жить с этим фактом. Судя по тому, как хорошо справились со своей работой генные инженеры, жить очень долго. Этого тебе будет достаточно?
— Не знаю, — хмыкнул Джаха. — Посмотрим.
— Не думаю, что нам ещё есть о чём говорить, заключённый Джаха. Конец связи, — сухо бросил Кейн. В шлеме стало угнетающе тихо, пока молчание снова не нарушил его голос: — Советники Пайк, Коул, Картвиг, Маккензи, Грин и Каплан, вы со мной в коммуникационный центр. Будем пытаться что-то сделать. От остальных в этом вопросе я многого не жду, особенно от персонала медицинского отделения, так что вы можете проводить время как пожелаете. На этом всё.
Я провожал взглядом точку, всё больше растворяющуюся вдали в космическом пространстве, пока названные канцлером советники стройным шагом покидали помещение. Из оставшихся семерых трое ушли следом за ними. Я не знал, куда, и мне было неинтересно. Ещё двое ушли в тот же миг, когда я совсем потерял корабль из виду. Рядом застыла только Эбигейл, как и я, продолжающая вглядываться в мягкое свечение планеты. Я смотрел туда, думая о доме. А что искала там она?
— Я не думала, что вы в самом деле сделаете это, — вдруг заговорила советница.
— То же могу сказать и о вас, — нахмурился я, не понимая, это комплимент или оскорбление. — Но, видимо, мы оба сегодня открыли в себе новые стороны.
— Что ещё она вам говорила?
— Уверены, что хотите обсуждать это по открытой линии?
— Не переживайте, этот разговор только между нами. Вы же не слышите других переговоров? А они есть. Без шлема особо не поболтать. А передатчик скафандра позволяет выбрать частоту и собеседника.
— Это прекрасно. Жаль, что я совсем не в настроении для бесед.
Она недовольно поджала губы, хмыкнув.
— Что у вас с Кларк? Я знаю её версию. Хочу услышать вашу.
— Не думаю, что это ваше дело.
— А я думаю, что моё с тех пор, как она в слезах умоляла меня спасти вас, при всех наорала на канцлера и потом даже додумалась ему угрожать. Как думаете, у нас часто так делают? Да никто не ожидал от неё столько глупостей за раз! Я боюсь представить, что ещё она способна вытворить. Я уверена, что меня сразу же арестуют и изолируют от общества. Если даже нас спасут, я никак не смогу ей помочь. Не смогу быть рядом.
Подтекст в её словах читался очень чётко и отчего-то вызвал глухое усталое раздражение.
— Подозревать меня во всех смертных грехах — это что, ваше семейное хобби? — закатил глаза я. — Думайте что хотите. Я не нуждаюсь в одобрении тех, кто отправил своих детей на верную смерть совсем одних, а теперь почему-то считает себя вправе подозревать и упрекать меня в чём-то. Всё это время там, внизу, за ними присматривали мои люди, а не ваши. Они же спасали их от «Второго Рассвета». Не вы. Не заставляйте меня жалеть, что я лично отвёл их в чёртов бункер, чтобы они могли вам позвонить, советница.
— Да что вы… — опешила она. Резко бросила: — Эти упрёки абсолютно неуместны!
— Знаете, что ещё неуместно? Весь этот разговор. Я не понимаю, к чему он. Вы думаете, у меня и без вас недостаточно желающих влезть в мои дела? Или в чём-то заподозрить? Их столько, что мне сложно сосчитать. И увеличить их количество не то, чтобы в моих интересах. Но я почти уверен, что Кларк не будет сильно счастлива без вас. Она скучала и очень к вам привязана. Так что ради неё, думаю, смогу потерпеть. Надеюсь, что вы тоже.
— О чём вы говорите?
— О том, что единственный способ спасти вас обеих от ареста и казни за измену — это заставить канцлера выдать вас мне в обмен на определённые преференции. Скорее всего, после такого путь сюда вам обеим будет закрыт навсегда. Придётся жить среди нас. На Земле. Кларк, кажется, такой расклад не слишком пугает, а вы… Ну, у вас есть немного времени, чтобы с этим смириться. Другого решения всей этой проблемы я не вижу.
— Вы интересный человек, командир Блейк, — после паузы задумчиво произнесла она.
— Беллами, — поправил я. — Друзья вполне могут называть меня по имени.
— А мы с вами друзья?
— Я надеюсь на это. Враждовать нам ни к чему, советница.
Её ответная улыбка вышла не то нервной, не то смятённой.
— Тогда давайте отложим эти формальности. Можете звать меня Эбби.
— Повторюсь, что было приятно познакомиться с вами, Эбби, — едва заметно улыбнулся я.
Она усмехнулась в ответ. Вдруг предложила:
— Не хотите посмотреть одиннадцатый сектор?
— Почему нет? — пожал плечами я. — Всё лучше, чем сидеть и считать оставшиеся проценты в баллонах скафандра.
— Тогда следуйте за мной. В стыковочных шлюзах интересного мало, а вот лаборатории и медотсек…
Мы бродили по коридорам, словно два фантома. Советнице явно было некомфортно в обществе коллег после признания в предательстве, а мне попросту нечего было с ними обсуждать. Наше вынужденное общение тоже с трудом можно было назвать непринуждённым, но и взаимных претензий больше не наблюдалось. Чтобы развеять напряжённое молчание, я задавал множество глупых вопросов, а Эбигейл охотно на них отвечала, показывая странные приборы и агрегаты. Давала им такие же странные названия, которые было сложно повторить верно с первого раза. Окончательно поставила меня в ступор, продемонстрировав детальное изображение с компьютерной томографии моей раны, распоровшей правое лёгкое. Когда я спросил, как вообще дожил до операционной, она ответила, что тоже не имеет понятия. Потом обрадовала, что её подчинённые в основной части станции уже в процессе разработки универсальной вакцины на основе чёрной крови. Что полная победа над этой дрянью близка как никогда, и то, что случилось сегодня, уже не повторится.