Как только эти слова слетели у матери с языка, она явно захотела всосать их обратно, только было уже поздно. Ее речи взбесили меня еще сильнее, чем поведение «как в лучших домах»; я распахнул ногой дверь, и мать прижала руку к моей коленке, чтобы успокоить.
– Ну не надо! Не надо! Чарли! Послушай, я не сомневаюсь, что твой папа – любовь всей моей жизни, и ты тоже не должен в этом сомневаться. Но сейчас я стала ему нянькой – не женой, не спутницей жизни, а нянькой, но иногда… иногда в душе вспыхивает реальная ненависть к тем, кого приходится опекать, именно потому, что ты вынуждена их опекать….
– У тебя вспыхнула к нему ненависть?
– Да нет же! У меня нет к нему ненависти, я его люблю, ты не расслышал? В письме я выразила все это гораздо яснее…
– Рассказывай!
– Господи, я…
Но голос ее обо что-то споткнулся. В глазах появился маслянистый блеск, она зажмурилась и вдавила в глазницы кончики пальцев.
– Я устала, Чарли. Я очень, очень устала. Да и ему не на пользу, что я все время под боком, я не могу всю жизнь с ним нянчиться. Понятно, что ты считаешь меня старушкой, но по собственным ощущениям я слишком молода, чтобы вот так… гробить свою жизнь.
– Значит, ты уходишь.
– На какое-то время – да, я переезжаю.
– Это бегство.
– Но я ему не нужна! Про Джонатана он знает, мы все обговорили, больше невозможно… – Она застонала от досады. – Я делала все, что в моих силах! Все, и ты это знаешь! Если тебе не надоело слушать, как мы с папой уже не один год ночами ругаемся, кричим друг на друга, шипим…
– Когда я пришел домой, он лежал свернувшись клубком…
– О боже, Чарли, такое решение далось мне нелегко, это не шуточное дело; но поверь, так будет лучше!
– Лучше для тебя – возможно.
– Нет, для всех!
– «Жестокость добра»?
– В этом есть доля…
– Потому что ты совершаешь гнусную жестокость…
– Ну довольно! – резко сказала она и с хрипом запустила пальцы себе в волосы, как будто хотела оторвать себя от пола. – Господи, Чарли, ты только усложняешь мое положение.
– А ты хотела, чтобы я его облегчил?
– Ну да, честно скажу, я бы не возражала, – прохрипела она, а потом выдохнула, готовясь себя поправить. – Нет. Ты говоришь именно то, что у тебя на уме. – Ее ладони козырьком прижались к бровям. – Что еще ты хочешь узнать?
– Ты переезжаешь к…
– К Джонатану. Пока так, да.
– Надолго?
– Не знаю. Там видно будет.
– А мы с Билли останемся жить с папой.
– Понимаешь… – Она покусала губу, обвела глазами стену и продолжила, с особой тщательностью и осторожностью подбирая слова: – На данный момент все складывается так, что Билли тоже переедет и будет жить со мной, а ты останешься с папой.
У меня перехватило дыхание; я не сразу смог заговорить.
– Можно я тоже?
– Что?
– Можно мне тоже с тобой?
– Я не…
– …вместе с тобой и с Билли?
– Ох, Чарли…
– Я серьезно! Возьми меня с собой.
– Это невозможно!
– Иначе я свихнусь.
– У Джонатана семья – дочери-близняшки.
– Ну и пусть, мне-то что?
– Там для тебя не будет спальни.
– Я на диване могу спать.
– Чарли, мне нужно, чтобы ты остался с папой!
– Да почему я?
– Потому что… ты старше…
– А ты еще старше!
– Ты всегда был с папой близок…
– Нет, мы с ним совсем не близки, просто тебе удобней так считать.
– Когда ты был маленьким, вы с ним очень…
– А теперь не очень!
– Допустим, но это можно исправить, можно снова сблизиться.
– К тебе я ближе, я хочу переехать вместе с тобой и с Билли! – Как мог, я старался не паниковать, говорить ровно, чтобы не показывать страха, но, к своему стыду, почувствовал, что плачу…
– Чарли, я же не в другую страну переезжаю. Я останусь поблизости, в противоположном конце улицы! А с Билли ты каждый день будешь видеться в школе!
…реву, как в четыре-пять лет, истошно, взахлеб.
– Тебя не будет дома по утрам, когда мы просыпаемся, тебя не будет по вечерам…
– Вы прекрасно справитесь. Папе в радость побыть с тобой вдвоем…
– Это ужас какой-то! Я хочу с тобой!
Теперь она тоже заплакала и попыталась меня обнять, а я попытался ее оттолкнуть.