То ли дело в прежние времена.
Жила бы я, например, в Англии, допустим, в начале ХIХ века… Звали бы меня Мэри Джейн. Ну – как-то так. И вот приехала бы я погостить в имение своей богатой подруги, с которой вместе учились в частном пансионе. Подруга с мужем и тремя детьми отправилась в кругосветное путешествие, а мне предложила располагаться в их великолепном доме, гулять по бесконечным аллеям огромного парка и ни о чем не беспокоиться. Энджой, как говорится, пока нас нет…
Ну, я наслаждаюсь на всю катушку. Пишу ежедневно длинные письма друзьям, гуляю по бескрайним лесам и полям, составляю букеты полевых цветов, плету венки.
Что еще там полагалось делать? Ах да…
Музицирую. Пою протяжные песни под собственный аккомпанемент. Меня ж в пансионе должны были этому научить… Вечерами вышиваю панно. То есть – занята по горло. Слуги, кстати, остались при доме, естественно. Убирают, пыль вытирают, подают мне изящно сервированные завтраки-обеды-ужины… Но слуги – это так…
В общем, я совершенно одна. Ой, забыла. Я еще читаю романы. «Клариссу», кажется, полагалось бы мне читать. Любуюсь зарей… Характер у меня сильный, но девичий. Девичью честь я берегу пуще ока и вообще – пуще всего на свете.
И вот бреду я по очередной тенистой аллее с книжкой, полной засушенных цветов (на каждой странице по цветку)… Прекрасна и стройна… Как лань… Иду, естественно, легкой походкой, глубоко задумавшись. О чем, кстати, они тогда задумывались? Просто интересно… Надо вернуться к этому моменту… Но позже… А сейчас – иду это я – стройная, с прямой спиной, с легкой улыбкой на устах и нежным румянцем на ланитах… Вот ведь какое слово-то было – ланиты! Так сразу и видишь утонченную натуру… Румяные ланиты – это что ж? В переводе на наш общепринятый: красные щеки… Фу-у-у-у… Оставлю ланиты…
Гуляю… Думаю только о прекрасном. О! О том, какой узор я сегодня стану гладью вышивать. Какие нитки подберу… Это вполне приличные мысли для образованной и скромной английской девушки, надеюсь.
И вдруг… Ну да… Все самое интересное подкрадывается незаметно и вдруг… Чу! Слышен топот копыт издалека…
Мое сердце трепетно забилось в груди… Кто бы это мог быть? Какую весть несет одинокий всадник?
И вот он уже рядом. На прекрасном вороном коне. Сам – прекрасный! Одет – прекрасно! Глаза – м-м-м – прекрасные… Костюм, сапоги для верховой езды, цилиндр, перчатки… Все выдает в нем джентльмена.
Я прижимаю к груди томик с засушенными цветами. Что ждет меня? Что готовит мне судьба? Ах…
Вот всадник уже спешился… Ведет коня под уздцы. Идут ко мне… Я трепещу от невыразимого волнения.
– Простите, я напугал вас. Я ваш сосед, мое имя – Сент-Джеймс, Гарри Сент-Джеймс, к вашим услугам…
(Тот самый Сен-Джеймс, о боже, о Май Гад, ОМГ!!! – богатый холостой сосед со странностями…)
– Смит, мисс Смит, Мэри Джейн, – бормочу я заплетающимся языком.
Мне же уже дурно. Так полагается…
– Простите, я напугал вас, мисс Смит… Я, право, не хотел…
Сэр Сент-Джеймс приближается ко мне с выражением глубокого огорчения на прекрасном лице.
Мои ланиты бледны как мел.
– Простите… Но я… Я должен… Я обязан известить вас, мисс Смит, о том, что вчера вечером видел двух всадников. Они приближались к границам вашего поместья. Я счел необходимым проинформировать – как сосед и просто честный человек. И вот я здесь!
И что мне делать прикажете? Рыдать? Неприлично. Сказать: «А чё такого-то? Ну – всадники… Пусть…» Сказать «Спасибо, до свидания»? Ага! И он вскочит на коня и ту-ту… Цок-цок-цок… И снова гуляй по аллеям. А уже август… И скоро станет ветрено и сыро… Естественно, дур нет.
Я делаю шаг навстречу благородному соседу.
– Ах…
Теряю сознание. Погружаюсь в глубокий обморок.
Сэр Гарри (естественно) подхватывает меня на руки. Я ничего не чувствую… Совсем… Не чувствую, как он бережно прижимает меня к своей сильной груди… Не слышу, как бьется его сердце в унисон с моим…
Я прихожу в себя от долгого поцелуя. Пошляк тот, кто думает о губах или – того хуже – персях. Для такого рода ласк надо сочетаться узами брака, предварительно оговорив все детали материального толка…
Прекрасный Сент-Джеймс целует меня в ланиту!
Я медленно открываю глаза… Обвиваю его сильную шею своей слабой рукой. Перстами касаюсь его прекрасно уложенных волос…
– Позвольте… Позвольте, мисс Смит, быть вашим защитником навеки. Будьте моей женой! Я… Я полюбил вас, как только завидел вашу стройную фигурку среди вековых деревьев. Вы так беззащитны и юны…
– Ах, – выдыхаю я и для верности снова теряю сознание.
– Позвольте мне распорядиться о завтрашней свадебной церемонии, – едва слышу я робкую просьбу возлюбленного.
– О да, – соглашаюсь я и погружаюсь во мрак.
Моя тонкая натура не в состоянии выдержать столько новостей сразу: и весть про посторонних всадников, и любовь с первого взгляда, и поцелуй, запечатленный на моей ланите, и грядущее бракосочетание…
Потом все как в прекрасном сне… Свадьба. Фата… Я переезжаю в огромный замок, по сравнению с которым дом моей одноклассницы кажется ветхой избушкой. И аллеи у нас с Гарри длиннее… И незнакомцы к нам не приближаются: пусть только попробуют.
Я по-прежнему вечерами вышиваю свое панно. Гуляю по аллеям с книгой в руках. Я нежна и трепетна. Я могу захворать от простого дуновения ветерка.
Супруг приходит ко мне в опочивальню вечером, чтобы согреть меня в своих объятьях. Теперь он имеет право на все! Даже мои перси принадлежат ему – согласно заключенному договору. Как-то незаметно для себя я – ровно через девять месяцев после свадьбы – произвожу на свет двух чудесных карапузов. Рожала я их, видимо, в глубоком обмороке, потому что очнулась от благодарных слез супруга, падающих на мою слегка прикрытую кружевом грудь…
– О, Мэри Джейн! О, дорогая… Вы великолепны… Вы уже знаете? У нас мальчики. Близнецы…
Я на всякий случай бледнею и закрываю глаза…
Через девять месяцев у нас снова сюрприз: тройня!
…К возвращению моей подруги из кругосветного путешествия я опережаю ее по количеству детей на целых две штуки!
«Мы хотим всем рекордам наши звонкие дать имена».
Характеры у нас с дражайшим спутником жизни сильные. Мы точно знаем, как положено поступать в любой ситуации. Он исправно роняет горячие слезы на мои перси, я неизменно теряю сознание. Так что все неприятности проходят мимо.
On/off…
Впрочем, что далеко ходить. Вспомним, как наша заветная Татьяна Ларина переживала, что Онегин не ответил на ее слова любви взаимностью. Даже с горя вышла замуж за генерала. Потому что ей стало просто все равно, с кем проводить остаток дней. Расстроилась, понаехала в столицу из деревни, немедленно нашелся жених – и готово дело!
Сильная духом и цельная натура. А тоже – падала в обморок в соответствии с мировыми стандартами того кисейного времени. Вот точно помню, как во сне, когда она от медведя убегала, у нее все-таки получилось с обмороком, как в лучших романах того времени:
Да что там во сне! Татьяна и наяву «дрожала и бледнела, Когда падучая звезда По небу темному летела…»
Куда ж это все девалось? Кто это из нас вытряхнул? Куда девалось наше право тонко чувствовать и наглядно демонстрировать свои чувства?
Попробовала бы я на работе потерять сознание от слов начальства… Или просто – побледнеть и задрожать… Вот смеху-то было бы… Сразу же обвинили в неадеквате. Нет, ну когда есть на что жить, когда от работы не зависишь, бледней, оседай в бесчувствии… На руки испуганных родителей, слуг или мужа-подкаблучника. Хотя… Не знаю, остались ли такие… Может, Юлькин Вадик. Так вполне волевой деловой дядька. А в семье: «Как скажешь, Юлек…» Но это потому, что он силу ее чует, а не слабость…