Стих сто шестьдесят первый
В словах: «князи гнали или прогнали меня напрасно», — нужно подразумевать: «некогда». Пророк намекает на Саула и царя гефского, в начале гонения на него, или на Саула с его приближенными, когда они гонялись за ним по пустыне и когда Саул совсем попался ему в руки и не был умерщвлен потому только, что страх Божий связывал не руки только, но и помышления сердца Давидова. Они прогнали, говорит, меня и гонялись за мною, но мне это не было страшно. Сердце мое только словес Твоих, Господи, боялось и тем удерживалось от всякой неправды и от всякого дела злого.
В отношении к нам, христианам, так может всегда взывать Святая Церковь, воспоминая о претерпенных ею гонениях, как в первое время бытия своего, так и во многие другие тесные периоды ее существования. Так и взывает она в песнях своих, когда прославляет святых мучеников.
Так может взывать и всякий христианин, теснимый и гонимый на своем непорочном пути князьями века сего, духами злобы и их послушниками из людей, всегда внутренно, но нередко и внешне. Все духи злобы поднялись на меня, чтобы совратить с пути заповедей Твоих, Господи; но напрасно. Сердце мое полно страхом Твоим, страхом нарушить словеса Твои, и этим страхом отреваю я все воздвигаемые ими во мне искушения. Страх Твой — ограда моя, оружие, против которого не смогут устоять никакие обольстительные помышления; они разлетаются пред ним, как прах пред лицем ветра.
Страх Божий естествен духу нашему и всегда живет в сердце. Страсти подавляют его и заглушают, но не уничтожают. Лишь только повеет благодать Божия на сердце, страх первый тотчас оживает и воздвигает с собою совесть. Потом они вдвоем производят, под действием благодати, покаяние и обращение грешника от греха к добродетели; и далее они же держат его на этом новом пути, не оставляя его до последних степеней совершенства в новой жизни. Страх Божий всюду предводительствует. Самая любовь, изгоняя один страх, приемлет в себя другой.
Пусть гонят внешно, пусть подымаются внутри волны помышлений злых; но когда цел страх словес Божиих, то нечего бояться. Сердце тогда — недоступная для искушений крепость. Есть в нем страж верный, орудие на врага неодолимое. Можно сказать: береги страх Божий, и не бойся падений. Возгревай этот страх, и не возымеешь нужды ни в каком другом средстве к возбуждению энергии в духе твоем. Страх этот сильнее страха смерти. Но если страх смерти телесной приводит в такое напряжение силы защищающегося, что он становится сам страшен для нападающих, то чего не силен произвесть страх смерти духовной, грозящей вечною смертию, когда жизнь духа подвергается опасности? Всади убо, Господи, страх Твой в сердца наши!
Стих сто шестьдесят второй
Второе орудие на отражение греха и на ограждение добродетели есть верное чаяние корысти от добродетелей. Эта корысть есть благоплодность добродетельного жития, которое здесь воссиявает преимущественно в совершенстве внутренней жизни, а в будущем воссияет и в теле, внешне, во внешнем положении. Залог будущего полагается в настоящем; упование утверждается на предвкушении. Добродетельные и здесь уже обретают корысть многу, вкушают ее и наслаждаются ею. Это наслаждение и есть для них орудие их защиты и самохранения не менее сильное, как и страх словес Божиих.
Страх всегда есть начало добродетели и держит человека на пути ее сначала один, но потом он разделяет труд свой со вкушением корысти от добродетели. Страх обращает на путь добродетели и держит на нем как бы внешне, нудя, будто против воли, и по одному чувству самосохранения подклоняя упорную волю под иго заповедей. Как бич гонит невольника на работу и заставляет работать, так вначале страх гонит на добродетель и заставляет творить дела ее.