Вот и третье восьмистишие располагается все естественно по одной мысли. Таким образом, наведение, что и все они составлены таким же образом, приобретает большую достоверность. Всячески это налагает обязательство искать в каждом восьмистишии единства и, когда не найдется оно, приписывать то своей недозоркости, а не тому, чтобы его не было на самом деле.
ЧЕТВЕРТОЕ ВОСЬМИСТИШИЕ
Четвертое восьмистишие характеризуется буквою дάлет — дверь.
С этим словом приходят на ум умилительные песни Церкви: Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче, или: Милосердия двери отверзи нам, благословенная Богородице. Покаяние и есть содержание предлежащего восьмистишия. Дидим говорит: «Пророк берет здесь лицо кающегося грешника» и с ним проходит весь путь обращения, с первого пробуждения совести до решительного вступления на путь заповедей, чтобы на случай, если кто вздумает покаяться, видел он путь, которого должно держаться в этом первейшем деле.
В деле духовной жизни есть много дверей. Каждая степень в ней имеет свою дверь, минуя которую нельзя вступить на нее. Начальные — это дверь из греха и дверь вступления в правый путь. Они, по-видимому, так нераздельны, что исход из одной жизни и вход в другую совершаются чрез одну и ту же дверь; на деле же они отстоят одна от другой, и иногда на очень большое расстояние. Между ними есть промежуток, который надобно пройти осторожно, будто коридор темный. Эти три момента и изъясняются в настоящем восьмистишии. Дверь покаяния — стихи 25–27; переход — стихи 28–29; дверь в правую жизнь — стихи 30–32.
Стих двадцать пятый
Это первый вопль грешника по пробуждении от сна греховного. Грех и страсти имеют седалище и опору в плоти, а пищу, удовлетворяющую их, находят в чувственных земных вещах и в суетных обольстительных обычаях века сего. Грешник втягивается во все это и, пока работает греху, не может не только почувствовать, но даже видеть, как неестественно его положение. Но когда благодатию Божиею пробуждается от усыпления, то первое, что ему теснится в сознание, это — унижение, какому подверглась в нем его богоподобная душа: «До чего я довел себя!.. Мне следовало бы вращаться на небе, в Боге и вещах божественных, а я пресмыкаюсь по земле, валяюсь в земном и оторваться от этого не хочу».
Норма жизни человека — жизнь в Боге духом, привлекающая туда же и жизнь души с телом. В духе — образ Божий. Свидетельствуется он действием страха Божия и совести и недовольством ничем земным. Это — требования жизни духовной. Исполняются они действиями души и тела, и когда исполняются, тогда человек всем естеством своим восходит к богоподобию, а когда не исполняются, тогда берет верх душевно-телесность, и требования духа слабеют и слабеют до того, что как бы совсем замирают, и человек становится словно не человек, словно и жизнь-то в нем только что телесная. Как потом пробуждается дух — это тайна Божия. Но, пробудившись, он победоносно возвышает голос свой; прежде господствовавшая душевно-телесность смиряется и смолкает, оставляя полный простор действовать тому сознанию, что, состоя под ее гнетом, человек не тем был, чем бы следовало ему быть. Отсюда вопль: «увы! прильпе земли душа моя!» Это очень похоже на жалобу пришедшего в себя блудного сына: аз же гладом гиблю73.
Прекрасно изображает это состояние святой Амвросий, в лице падшего праотца нашего. «Под землею разумеется вещественное. Человек, уклонившись от заповеди Божией, склонился на вещественное и плотское, и исполнила его любовь к веку сему. Изверженный за это из рая, восхитительного места сладости, на эту землю бедную, Адам оплакивает себя, говоря: прильпе земли душа моя. В другом месте то же выражает пророк так: смирися в персть душа моя, прильпе земли утроба моя74. Это голос приносящего покаяние. Прежде, блаженствуя и питаясь небесным, не знал он забот и нужд житейских, а ныне — согбен под тяжестию печалей века сего, увлекаемый похотями плоти и любоиманием75. Так бы и оставался падший всегда прикованным к земле, будучи не в силах подняться горé76, если бы Христос не поднял его крестом Своим. И доныне остается таким всякий, кто удаляется от Христа. Но тот, кто внял гласу Христову: гряди по Мне, не будет более прилепляться к земле. Земля — плоть и дух мира пленяют нас некоторыми блудничными приманками, подрумянивая лица страстей плотскими сластями, чтобы скрыть непривлекательную действительность и красивою наружностию обольщать приближающихся. Но когда на время обманутое внутреннее око ума стрясет прах, помрачавший его, тогда спадает и прикраса с страстей, и усматривается, как призрачны прелести века сего. Итак, не низводи в персть смерти душу свою, которую Бог почтил естественною некоторою высотою и дал ей силу возбуждаться и возноситься горé. В союзе души с телом сокрыто естественное таинство жизни нашей, и душа будто невольно льнет к земле и земному, частию потому, что оно есть временное жилище наше, частию потому, что тело наше из земли. Но будь тверд и молись с апостолом избавить тебя от тела смерти сея77. Будем ходить в воле Божией, чтобы можно было сказать о нас, что мы прилеплены к Богу. Кто живет по влечению плоти, тот плоть есть, а кто живет по заповедям Божиим, тот дух есть. Да не будет же душа наша плотию, не допустим, чтоб и о нас было сказано: плоть суть, как сказано было о тех, кои привлекли на себя казнь потопную78. Но скорее плоть наша да станет душевною, заслужив это имя покорностию велениям души. Справедливо сравниваются с ангелами те, которые чуждаются похотей плотских. Они — плоть, но не суть во плоти, а в духе, каковы были те, к коим сказал апостол: вы же несте во плоти, но в дусе79. Итак, восчувствовав унижение души, преклоненной похотьми до праха, молись, да будет она оживлена, по слову Господа, Который влечет к Себе души, отвлекая их от земли. Живится же та душа, которая пошла путем Христовым. Она стала мертва греху, жива же Богу, после того, как, спогребшись Христу, стала в Нем праведною».