Погодин Радий Петрович
Стоэтажное поле
Радий Петрович ПОГОДИН
СТОЭТАЖНОЕ ПОЛЕ
Рассказ
Субтильная девушка в белых брюках и желтой майке по гранитному парапету на фоне облаков скакала, словно хотела написать спиной на ленинградском историческом небе: "Цветы, цветы..."
А он подошел к ней, озабоченный студент Аркадий, со словами: "Салют, Мария!"
- Не приставай, - сказала она. - У меня брат боксер. Он тебе врежет.
- Я серьезно. Как тебя звать?
- Глафира.
- А сокращенно?
- Роза.
Студент Аркадий попытался высказать свое отношение к таким и подобным ей девушкам, но она его перебила:
- Перенеси меня, пожалуйста, на ту сторону улицы. Меня еще никто на руках не носил.
Когда Аркадий опустил ее на тротуар у колонн Адмиралтейства, она поблагодарила его и убежала.
Теперь он думает о ней. Он думает о многом сразу, но теперь еще и о ней.
Районом, где проживал Аркадий с мамой и папой, владели старухи с кошелками. Толстые, тощие, на опухших ногах, на усохших ногах. Может быть, у старух, как говорится, здесь было гнездо. Они жужжали. Расталкивали. Осуждали. Лезли. Владельцам собак кричали: "Сколько мяса жрут твари. Людям не хватает. А тяжкий труд дворника? У нас дворничиха Симка - вот такая морда. Ничего не делает, говорит: "Не желаю! Везде одно собачье дерьмо"".
Студент Аркадий собак любил. Но не имел. Студент Аркадий девушек тоже любил. Был у него опыт по этой части в девятом классе. Но она ему изменила с курсантом. Потом замуж за курсанта вышла. Теперь с ребенком дома сидит.
Когда Аркадий глядел на старух, ему хотелось им возразить: мол, собака единственное сейчас существо, сохранившее в себе суть такого понятия, как беззаветность. Слово "собака" теперь философский термин. Старухи же, это вы видите, распоясались, от них шума больше, чем от рокеров, брейкеров и металлистов. Но тут же Аркадий себя одергивал: стоп, говорил, старухи - это святое. Они прожили трудную жизнь. И вздыхал, чтобы заглушить в себе неуверенность.
Интересно и то, что в районе, где проживал Аркадий, не было стариков, - наверно, их гнездо находилось в другом месте. Если они и появлялись случайно, то вели себя как неплательщики алиментов, воспитавшие в себе способность исчезать в стене.
Вот и шагал Аркадий в этом релятивистском мире в поисках несокрушимой константы, на которую он мог бы опереться всем своим весом и всеми своими помыслами. Иначе он свою жизнь представить не мог и оттого мучился.
Из примыкающей улицы ему навстречу вышла женщина с хорошо развитым бюстом, похожая на талантливую киноартистку Нонну Мордюкову. Держит эта женщина у плеча капусты кочан. Смотрит она на Аркадия зло. А со всех сторон сбегаются и сбиваются в клин старухи.
"Дорогу! - кричат они. - Мы устали! Мы больны!"
Аркадий пытается бежать, оборачивается - перед ним прилавок. Двое парней - похоже, студенты ЛИИЖТа, подрядившиеся на лето в торговлю, сгружают с тележки аккуратные картонные коробки с ровными круглыми отверстиями. И оказывается студент Аркадий у весов первый.
- Бананы! - кричат старухи. - Детям!
А женщина с кочном им объясняет:
- Товарищи члены очереди, парень не стоял. Его нужно вытащить из наших рядов.
- Не уйду, - говорит Аркадий, проявляя упрямство. - Я первый.
- А еще мужчина! - кричит женщина с кочном.
- Какой он мужчина - настоящие мужчины бананов не едят! - кричат старухи. Выстраиваясь в очередь, они борются друг с другом и от этой борьбы на глазах молодеют, становятся ничего себе - даже средних лет некоторые.
- Тебе сколько? - спросил Аркадия продавец. В его вопросе Аркадий расслышал: "Бери побольше. Это не повторится".
- Пять, - прошептал Аркадий.
Продавец вытащил из коробки гроздь, она созрела у него в руках. Положил ее на весы - гроздь полыхнула оранжевым воском.
- Десять.
- Беру...
Очередь взвыла: "Они заодно. Они вместе пьют. О-о-о-о..."
Женщина с кочном, она стояла второй, ударила Аркадия по голове кочном.
Другие члены очереди предложили от всего сердца: лишить его стипендии, оштрафовать, выгнать, показать по телевидению. Но главной и сильнее всех высказанной была та горькая правда, что настоящих мужчин теперь нет.
Аркадий глубоко вздохнул и, прижимая к груди гроздь бананов в десять кило весом, посмотрел на них затравленным взглядом Христа. Женщины были в сбитых набекрень, сползших на глаза шляпках, в задранных платьях, в стоптанных туфлях. У некоторых бюст съехал набок. Ресницы потекли. Подбородок окрасился помадой. Дышали они жарко и хрипло.
- Успокойтесь, - сказал Аркадий. - Поясню: настоящие мужчины появляются лишь там, где есть прекрасные дамы. А вы, извините, сумчатые волки. Еще великий поэт намекал, что вы можете коня на скаку остановить вцепившись ему в горло зубами.
Ох! Зачем он это сказал? Женщин нельзя обижать, даже старух. Такую ошибку не спишешь на молодость - только на глупость. Отсюда мы заключаем, что в житейском смысле студент Аркадий был глуп.
- Беги. Убьют, - прошептал продавец.
Гордость не позволяла Аркадию побежать. Он был защищен сознанием того, что выскакивать из очереди дамы побоятся - если выскочишь, обратно не воткнешься. Дамы качнулись за ним свирепой волной. И откатили назад. И лишь последняя, поскольку терять ей было нечего, оторвалась от очереди, как брызга, догнала Аркадия и уколола его вязальной спицей в локоть.
- Вот тебе, - сказала она.
Задумчивый Аркадий сел на скамейку в сквере. Почесал локоть. К нему подошла старушка, вся в черном, седенькая, сухонькая, в аккуратных темно-коричневых туфельках. Улыбнулась она и спросила:
- Не станете возражать, если я присяду рядом с вами?
Аркадий вскочил.
- Сочту за честь.
- Скорблю, но ненавижу баб, - сказала старушка, усаживаясь. - Они превратили жизнь в трагический абсурд, а мужчину в шута. Но ведь их тоже пожалеть надо. Вы посмотрите, что они носят, - одежда на них как физическая неполноценность. А где взять?
- Не знаю, - застенчиво сказал Аркадий. - Моя мама очень много работает. Знаете, она надевает новое платье, чтобы посидеть у телевизора в театр не ходит. Ей не нравится, что там все или орут, или шепчут, и без устали учат жить. - Аркадия заливал стыд - с чего это он вдруг решил, будто он первый в очереди?
Он попробовал интеллигентизировать свое поведение путем научно-нравственного обоснования.
- Вы знаете, я стремлюсь к любви. Пора. Образ девушки, которая мне, скажем, нравится, я пытаюсь экстраполировать в образ женщины средних лет и в конечном счете - пожилой.
- Ну и как?
Аркадий вздохнул.
- Удручающе...
- Ну, а я вам нравлюсь? - спросила старушка с нескрываемым интересом.
- Очень, - Аркадий еще раз вздохнул, но уже не тяжелым вздохом, а умиротворенным - с каким набегавшиеся дети пьют молоко.
Аркадий смотрел прямо перед собой. В сквере на гравиевых дорожках играли мальчики и девочки. Для их бегания, падений, кувырканий взрослые устроили хорошо утрамбованную, но все же пыльную пустыню. Дети ползали по ней на коленях и животе, стояли на четвереньках, даже лежали - глядели в небо. "Хорошо бы это делать на травке", - подумал Аркадий и посмотрел на старушку.
Старушки не было. Была девушка в белых брюках и желтой майке.
- Роза? - спросил Аркадий.
- Роза для нахалов. Для нормальных - Надя.
- Тут старушка сидела... - Аркадий потерянно завертел головой. Хорошая старушка...
- Моя прабабка - кавалерист-девица.
- Ну что ты мелешь?
- Я мелю?! - Надя вскочила. - Она в Первой Конной работала военной сестрой милосердия.
- Конечно мелешь! Она интеллигентная женщина. - Аркадий тоже вскочил. - У нее современное мышление.