Артисты-двойники, работающие под звёзд эстрады (она — под Сэйко Мацуда, а он — под Хироми Го), сетовали друг другу на отвратительный послеоперационный уход в клинике. Эти люди в силу своей специфической профессии пускаются во все тяжкие, лишь бы достигнуть максимального сходства с оригиналом, будь то лицо или причёска. Они постоянно совершенствуют своё мастерство и меняются вместе со своими реальными прототипами.
Это — высшая степень профессионализма.
Притворившись спящей, я с волнением вслушивалась в их разговор.
У нас, певцов, по крайней мере, всегда есть возможность изменить свою жизнь. А у этих людей? Для них путь к отступлению навсегда отрезан. Как для бойцов штурмового отряда специального назначения. Они — аутсайдеры, лишённые понимания со стороны окружающих. Украдкой поглядывая на перешёптывающуюся парочку, я невольно восхищалась тем, как превосходно они смотрятся.
— Послушайте, Ринка, так вы обдумали моё предложение? — тихонько, чтобы было слышно мне одной, спросил сидевший позади меня Юмэкава. По соседству со мной громко храпел Хирата. — А то, признаться, я уже начинаю терять терпение.
— Неужели на мне свет клином сошёлся? Если уж делать пластинку, то я хотела бы солировать. Так что не обессудьте.
— Что ж, очень жаль. Дело, по-моему, стоящее. К тому же мне хотелось выступить в тандеме с вами. Но если у вас иные планы, я не смею настаивать.
— Да нет, никаких особых планов у меня нет. Просто не лежит душа.
— А-а, вот оно что? Кстати, а спонсор у вас есть? А то ведь на одном таланте далеко не уедешь. Гораздо важнее найти какого-нибудь богатенького старичка. Если хотите, могу познакомить.
Сиоми Гэнкайнада, слышавшая наш разговор, ошеломлённо ахнула.
— Лучше бы мне не знать об этом, — тихонько проговорила она. Рядом с ней, раскинувшись в кресле своим огромным, как у морского льва, телом, почивала её мамаша и шумно дышала во сне. — Неужели все так делают? — снова шепнула Сиоми.
Юмэкава оставил её слова без ответа. Я тоже промолчала, не зная, что на это возразить.
За окнами моросил мелкий дождик, и красные листья клёнов липли к влажному стеклу, образуя подобие аппликации. Усыпанный палой листвой мокрый асфальт поблёскивал в свете уходящего дня, и казалось, что наш автобус движется по какому-то роскошному ковру.
Почему вокруг такая красота, когда на душе так мерзко? — с горечью подумала я. Никакие разумные слова так и не приходили мне на ум. По автобусу по-прежнему разносился храп спящих людей.
Сиоми Гэнкайнада открыла баночку колы и, выгнув свою белую, по-детски тонкую шейку, с какой-то отчаянной жадностью принялась поглощать шипящий напиток.
— У-уф…
Опорожнив банку, Сиоми улыбнулась, а потом засмеялась в полный голос. В этом смехе было что-то откровенно нарочитое. Пронзительно ясные глаза девушки устремились к Юмэкаве. Тот сразу же отвёл взгляд.
Отучившись с грехом пополам в школе, Сиоми вступила во взрослый мир. Жизнь в этом мире подчинена определённым законам. Однако, помимо этих законов, существуют ещё и некие правила, не зафиксированные на бумаге. То и дело приходится слышать:
«Ну вот, опять! Не надоело строить из себя святую невинность?»
Или:
«Она не понимает специфики шоу-бизнеса».
Люди без конца апеллируют к неписаным правилам.
Должно быть, произнесённая Юмэкавой фраза — всего лишь «вершина айсберга». Но у меня не тот характер, чтобы слепо верить словам, да и вряд ли я сумела бы извлечь из них какую-нибудь пользу для себя. Правда, только что я получила некоторое представление о том, как завязывается «любовь по расчёту» в низших сферах шоу-бизнеса. Юмэкава и Сиоми… Воображаю, с каким энтузиазмом все вокруг восприняли бы эту историю, увидев в ней подтверждение общего правила. Мир шоу-бизнеса построен на зависти, поэтому каждому хочется верить, что добиться успеха, предварительно не вывалявшись в грязи, невозможно. При этом неудачницы рассуждают так: «Кого из звёзд ни возьми, все они запятнали себя каким-нибудь неблаговидным поступком. Только я осталась чистенькой, оттого и не преуспела».
Для охочих до «клубнички» совратителей неписаные правила нашего мира служат своего рода индульгенцией: дескать, ничего не поделаешь, такова жизнь. Совращаемым же остаётся лишь послушно кивать: ну, раз жизнь такова…