От волнения у меня задрожали руки. В эту минуту я поймала на себе смущённо-виноватый взгляд альт-саксофониста. Этот тип был клиентом Кахо, когда она работала «банщицей», да и вообще у него репутация законченного негодяя: говорят, пристраивая певцов в разные эстрадные агентства, он дерёт с них три шкуры за свои услуги. В прошлом месяце я выступала в одном клубе, где он замещал кого-то из оркестрантов. Моя программа включала в себя «Молодецкую песенку из Кавати», «Однодневку», «Город, где море шумит» и «Пылает любовь, как осенние листья». Я взяла из каждой песни по куплету и составила из них нечто вроде попурри. Сегодняшнее выступление Кахо целиком слизано с той моей программы.
Вполне возможно, что в перерыве этот прохиндей сбегал в магазин поблизости и снял копию, а потом загнал её Кахо. И не только ей, но и ещё нескольким певицам. Вот паразит!
Концертные программы и аранжировки Ринки Кадзуки пользуются неплохой репутацией в нашей среде. На своих шоу я частенько вижу слушательниц (хотя они и не относятся к числу моих знакомых, с первого взгляда ясно, что это исполнительницы энка), которые по ходу моего выступления делают в блокнотах какие-то записи. Если я и вправе чем-то гордиться, так это своим репертуаром. Да и вообще разве я могла бы разъезжать по стране с. концертами, не будь в моём репертуаре тридцати песен, которые специально для меня, причём бесплатно, аранжировал г-н Иватани?
И вот сегодня эти драгоценные для меня песни звучат со сцены, на которой меня нет. Какая чудовищная несправедливость! Кахо Дзёдзима… Я ничуть не удивлюсь, если её постигнет наказание свыше. Бог музыки, прошу тебя, лиши её способности петь!
Губы Кахо, дряблые, как треска с просроченной датой хранения, противно кривятся, исторгая созданные для одной меня звуки. Её белое платье сверкает в свете софитов, окрашиваясь то в красный, то в синий цвет. Кружащаяся по сцене Кахо… Её смеющиеся губы… Саксофонист, стоя аккомпанирующий ей на рояле…
На прошлой неделе я получила удивительное письмо под названием «Нелепое признание в любви». Его написал шестидесятилетний аранжировщик, г-н Иватани. И сейчас, охваченная гневом и отчаянием, я мысленно перечитывала это письмо.
Г-же Ринке Кадзуки Нелепое признание в любви
Письмо моё и вправду выглядит нелепо, и всё же я прошу Вас его прочесть.
В последнее время распространились мерзкие слухи по поводу того, что я бесплатно пишу для Вас аранжировки, и меня преследует чувство вины перед Вами. Что ж, я действительно Вас люблю. Точнее говоря, испытываю сердечную склонность к Вам как к человеку, влюблённому в музыку.
Как сверкают Ваши глаза, когда мы с Вами обсуждаем ту или иную аранжировку! С первой же нашей встречи я решил для себя: с этой женщины я не могу брать никакой платы! Только прошу Вас, не думайте после этого моего письма, будто Вы хоть чем-нибудь мне обязаны. Я счастлив уже тем, что могу время от времени видеть Вас и говорить с Вами о музыке.
Извините, что я взял на себя смелость Вам написать, но всё это — чистая правда. Прочитав моё письмо, бросьте его в мусорное ведро.
К. ИВАТАНИ
23.11
Когда-то г-н Иватани служил охранником и по совместительству писал аранжировки, а теперь по ночам он работает на каком-то заводе, производящем катушки для трансформаторов. Зарплата у него совсем мизерная, но он ничуть не скорбит по этому поводу и всё свободное время отдаёт музыке. Устав от такой жизни, жена, с которой они прожили много лет, деля горести и радости, в конце концов махнула на него рукой и ушла из дома.
Когда мы встречаемся с ним в кафе, чтобы обсудить очередную аранжировку, и он кладёт руки на стол, я невольно задерживаю взгляд на его обезображенных работой пальцах с распухшими нижними фалангами. Каждый раз, когда я вспоминаю эти заскорузлые, испачканные чернилами руки, сердце у меня сжимается от боли. От гордой, величавой боли, знакомой лишь тем, кто нечаянно сунул себе в карман сладкие плоды с горькой шершавой кожицей, в обыденной речи именуемые «песнями» или «музыкой»…
Вот и сегодня тайные думы мои рассеял вечерний сумрак…
Очередной несбывшийся сон…
Песня «Пылает любовь, как осенние листья» с её дивной мелодией хороша лишь тогда, когда её проникновенно, с чувством исполняет хрупкая женщина, а не эта дылда с надутой физиономией. Чаша моего терпения переполнилась. Пора прекращать это безобразие!
Я решительно поднялась на сцену и выхватила у Кахо микрофон. Оркестранты явно струхнули. «Атас! Сейчас Ринка нам устроит!» — было написано на их лицах. Кахо тоже растерялась. «Разбойники» ничего не заметили: они попросту не слушали завываний новоиспечённой исполнительницы энка.