— Живешь как дикая чукча, — сказала Тряпошная Нога. — Табаком скоро весь переулок задушишь.
— Тебе чего надо? — сурово спросил Калиткин. — Зачем пришла?
— Для помощи. — Тряпошная Нога махнула рукой и извлекла из пространства бутылку с мутной, зеленоватого цвета жидкостью.
— На закате солнца пять капель в кружку холодной воды.
— Это что за яд? — полюбопытствовал Калиткин.
— Настой из змеи.
— Отравить хочешь? Зачем?
— Полностью растворенная змея со всеми солями и элементами жизни, — научно ответила Тряпошная Нога. — Для очистки крови от пузырей и комплектации жизненной силы.
Уходя, Тряпошная Нога оглянулась с порога, сменила чугунный взгляд на игривый бабий и произнесла:
— Жена твоя, видно, не скоро вернется. Прислать, что ли, девку стекла помыть?
— Я тебе пришлю! Обсудили уже за дувалами! — сердито отказался Калиткин.
Но странное дело: змеиная настойка и в самом деле ему помогла. Нога перестала подволакиваться, вещи в доме как-то сами собой разместились, шум в голове утих, и сны обрели четкость. Калиткин к весне побелил дом — проклятую собственность, вскопал огород для личного потребления витаминов, стал покупать в киоске на станции журналы «Здоровье» и «Техника — молодежи». А также прислушиваться к разговорам о медицине.
Как раз всенародная медицинская мода миновала эпоху петрушки и стала клониться к системе йогов. Калиткин написал письмо главному московскому йогу Кандыбину-Шкляровскому с изложением собственной непростой судьбы. Судьба Кандыбина-Шкляровского также была не проста: полная растрата сил в вихре страстей, клиническая и житейская гибель и возвращение молодости через несложную систему дыхания и поз, известных с глубокой древности.
Что-то в судьбе Калиткина тронуло йога, потому что из Москвы Калиткин получил отпечатанную на папиросной бумаге инструкцию о правильной пище, питье теплой воды, животворной силе дыхания и позах-асанах.
Жесткая самодисциплина, которую тысячи лет назад уже требовали от человечества индийские мудрецы, очень пришлась к военной душе Калиткина. Недавняя расхлябанность сменилась почти военным распорядком питья воды, дыхания. Через месяц Калиткин окреп настолько, что хоть иди на комиссию. Только припадки остались. Они шли с какой-то неизвестной, но своей системой, и всегда одно и то же: щебенка, косой горизонт и две фигуры, скошенные из верного автомата Калашникова.
Весной в поселке появились три цепких, высохших на ходьбе мужика: Кошурников, Гагель и Музафар. Змееловы. Следом за ними приехали и заняли здание школы хохочущие лаборантки в белых халатах — экспедиция института восточной медицины.
Калиткин окрестности знал лучше всех. Он показал змееловам каменные щели, развалы и норы, где обычно прятались гюрзы и простые гадюки, присмотрелся к работе, а потом и сам заключил договор. На договорной работе пенсионного удостоверения не спрашивали. За змей платили хорошие деньги, и в ноябре Калиткин выписал себе кипу журналов научно-популярного и медицинского направления.
Видно, в спокойное время народ крепко думал об улучшении жизни и здоровья, потому что медицинская мода вдруг круто свернула на мумие — тайную смолу из недоступных горных хребтов. Окончательный толчок Калиткину дала та же Тряпошная Нога. Она зашла заказать Калиткину двух змей для своей зеленой настойки, и тот спросил, размышляя:
— Ты, знахарка, что о мумие думаешь?
— А есть? — Глаза у Тряпошной Ноги полыхнули таким жаром, что Калиткин сразу же осознал: мумие — это вещь.
— Будет, — твердо ответил Калиткин.
— Ну чем хочешь заплачу, — побожилась Тряпошная Нога.
— Уже заплатила. Я добро помню твердо.
План у Калиткина имелся. Когда-то во время больших учений он пролетал с пакетом над жутким горным хребтом. Даже с самолета было видно, что жизнь здесь задавлена азиатским солнцем и высотой. Судя по описаниям, именно в таких местах и пряталось от людей мумие. Когда весной приехала змееловная экспедиция, Калиткин изложил проект начальнику — молодому таджику, кандидату медицинских наук. Начальник очень его поддержал, даже специально слетал в институт, чтобы привезти образцы мумие для показа. Калиткин пограничным, во все вникающим методом запомнил цвет, запах и прочие приметы нужной смолы. Но, главное, он снова поверил в важность собственного существования. До конца дня Калиткин ходил за окраинами староверского поселка. Среди рыжих пыльных кустов бродили верблюды.