— И то правда. Вот у меня талан был — детей рожать…
— Этих таланов у нас у всех излишек.
— Не скажи. Вон Панька-то…
— А чего Панька? Яловая, что ли? В ей изъян? В ей?! — взъелась Панина мать.
— Тише, бабы, слухайте.
Но песня уже кончилась. Просудачили ее старухи. Они подождали еще, позевали и, которые крестясь, а которые просто так, разошлись по домам.
На поселок опустилась ночь. Из низины, от речки и прудка, по ложкам тянуло изморозью, и скоро на траве выступил иней. Он начал пятнать огороды, отаву на покосах, крыши домов. Покорно стояли недвижные леса, и цепенел на них последний лист.
Шорохом и звоном наполнится утром лес, а пока над поселком плыло темное небо с яркими, игластыми звездами. Такие звезды бывают лишь осенями, вызревшие, еще не остывшие от лета. Покой был на земле. Спал поселок. Спали люди. И где-то в чужой стороне вечным сном спал орудийный расчет, много орудийных расчетов. Из тлеющих солдатских тел выпадывали осколки, и, звякая по костям, скатывались они в темное нутро земли.
Отяжеленная металлом и кровью многих войн, земля безропотно принимала осколки, глушила отзвуки битв собою.
Владимир Карпов
НАТЯНУТЫЙ ШНУР
Рассказ
Телеграмма была «срочная». Содержание личное, не служебное, но генерал разрешил снять майора Лобачева с боевого дежурства.
За годы своей уже не малой службы в ракетных войсках Алексей Лобачев еще не знал случая, чтобы кого-то до срока сменяли с боевого дежурства. «Что там стряслось?» — думал майор, поднимаясь в небольшом металлическом лифте из глубины земли. Лифт клацал на стыках и быстро несся вверх. Как это было уже много раз прежде, Алексей все явственнее ощущал приближение наземной жизни. Это ощущение рождалось от удаляющейся мертвой тишины. Она оставалась там, в глубине. А ближе к поверхности появлялись не только различные звуки, но и охватывало совсем другое, уютное наземное тепло.
Пройдя гулкими галереями, где стук каблуков отлетал от бетонных стен с щелканьем бильярдных шаров, майор несколько раз останавливался перед массивными железными дверями-люками и устройством, похожим на самый обыкновенный телефонный диск, набирал известный ему шифр. Тяжелые двери, словно в фильме-сказке, медленно и покорно раскрывались перед ним и закрывались за его спиной.
Выйдя на поверхность, майор сощурился от дневного света и вдохнул полной грудью вкусный живой воздух. Это была не стерильная смесь для дыхания, которую вырабатывают там, внизу, кондиционеры, а плотный, пропитанный земным ароматом, полный жизни настоящий воздух. Явственнее других проступал дух прошлогодней опавшей хвои, нагретой теплом земли, а поверх этого духа, оттесняя его, тек терпкий, смолянистый запах свежей хвои, той, что жила на деревьях и млела в солнечном согреве. А внизу, не смешиваясь с этим хвойным настоем, тянул сладковатый душок гниющих пней, павших деревьев и грибов, которые прятались где-то здесь же, в травах.
Лобачев окинул взором знакомые поля и тайгу, и его слух уловил неслышную тем, кто постоянно живет здесь, на поверхности, музыку земной жизни. Какой-нибудь горожанин назвал бы эти места глухоманью, царством тишины, а для майора, вышедшего из недр, эта тишина состояла из множества очень ясных и громких звуков: дышал ветер, шелестели листвой ближние деревья, причем каждое по-своему — березка шелковисто, дубы словно кожу перебирали, а весь лес гудел глухим могучим гулом. Рассекая воздух крыльями, пролетали птицы. Рядом жужжали комары, чуть подальше плескалась в ручье вода, а совсем далеко — но после подземной тишины для майора казалось просто оглушительно, словно деревянной колотушкой, — долбил дерево дятел. Все эти звуки Лобачев слышал будто усиленными какой-то невидимой стереосистемой.
В штабе вручили телеграмму. Всего четыре слова: «Приезжай отец умирает мама».
И сразу будто все сорвалось с мест и закружилось, майор не ходил шагом — бегал. Когда человек умирает, надо к нему непременно успеть. Все это понимают. Рапорт командиру части. Тот быстро наискось резолюцию: «Разрешаю». Сказал одно слово: «Езжайте!» Штабные тоже все бегом: «В два мига соорудим, товарищ майор!» Отстучали отпускной билет на машинке, учинили подпись, печать — все готово. На квартире, пока бросал в чемоданчик какие-то вещи, объяснил жене, Ане, куда и почему спешит. «Ох, как же так неожиданно!» А смерть всегда приходит неожиданно.
В вертолете отдышался. Пролетая над деревьями, которые сверху были похожи на зеленые одуванчики, над бездорожными холмами и болотами, Алексей подумал: «Хорошо, что у нас такой транспорт, каким-нибудь старым — лошадьми или автомашиной — с «точки» домой добрался бы уже после похорон. Хотя и сейчас успею ли?»