− А если я попрошу тебя забрать меня?
− Забрать? − Удивился Ирринг. − Тебе здесь плохо живется?
− Нет, но я хочу знать.
− Будущее? Я могу тебе рассказать, что будет. Приблизительный сценарий развития. Желаешь?
− Да.
− Война. Когда она начнется, я не знаю. Через год или через пять. Чем дальше, тем страшнее она будет. Техника развивается по экспоненте. Рывок в развитии самолетостроения и автомобилестроения. Пушки, танки, бомбы, сыплющиеся с неба. Оружие, стреляющее десятками пуль в секунду. Снаряды, уходящие за горизонт. Горящие города, сотни тысяч и миллионы погибших. Чем закончится война, я не знаю. Миру повезет, если она закончится окончательной победой одной из сторон. Но она может и затянуться. И тогда весь мир будет работать только на войну. И на войну будет работать наука. Придет время и на смену одному оружию придет другое. Появятся ракеты, уходящие с одного материка на другой. Появятся бомбы, которые будут сносить с лица земли целые города, и если к этому времени война не закончится, миру придет конец. − Ирринг замолчал. Он сидел перед человеком, которого ошеломляли перспективы.
− Этого нельзя изменить?
− Через это прошли все. Почти все.
− И вы?
− Мы − нет. Мы есть создания самой войны. Одной из самой страшной, что прошла два миллиона лет назад через всю галактику. Тогда все закончилось смертью цивилизаций. Осталась только дикая жизнь, да редкие останки уцелевших бывших врагов. Остались и мы. Нас готовили для войны. Для того, что бы в нужный момент нанести сокрушающий удар по врагу. Уничтожить. Нашего врага не осталось. Он убил сам себя, создав еще более ужасное оружие, то самое, что и убило почти всех.
Ракид молчал. Он представлял все те ужасы, которые могли навалиться на людей.
− Это совершенно невозможно изменить? − Спросил он.
− Я уже сказал, Хан. Нет. Изменится разве что сценарий. Будут некоторые нюансы, но не более. А появление инопланетянина только масла в огонь подольет.
− А появление бога?
− Не смеши меня. Из меня бог не лучше, чем из свиньи балерина. К тому же, у меня нет стольких сил, что бы осчастливить весь мир. Это нереально. В общем, мне пора, Хан.
− Ты не возьмешь меня?
− А ты хочешь остаться ни с чем? Там тебя никто не будет ждать, и там ты вновь будешь никем.
− Я согласен. Пусть будет так.
− И ты хочешь оставить здесь всех своих друзей?
− Настоящих друзей у меня и нет, кроме тебя, Ирринг. А все кто были раньше, они остались там. Векслер и Тансего так и не узнали меня.
− Узнали. И они знают кто ты и что ты явился оттуда.
− Знают?! Но откуда?! От тебя?
− Частично от меня, частично сами решили, когда сравнили почерк.
− Но почему они не сказали мне?
− А ты им сказал?
− Я же это по твоей просьбе сделал.
− Хан, ты по моей просьбе и с пятого этажа прыгнешь? Я просил тебя не говорить всем, но совсем не запрещал тебе этого делать. И друзьям то своим мог бы сказать. Если хочешь, можно зайти к ним. Сейчас, перед тем как исчезнуть из этого времени.
Векселр и Тансего уже не работали в университете. Тансего ушел с поста ректора и Векслер так же остановил свою научную карьеру, уходя на покой. Два человека теперь часто проводили время вместе, вспоминая старые время и просто беседуя о самых разных вещах.
Слуга Тансего, объявиший о гостях, прервал очередной такой разговор.
− Кто там? − Спросил Тансего.
− Профессор Хан Ракид и какой-то молодой человек с ним.
− Ракид? − Произнес Векслер. − С чего это он вдруг?
− Впусти их. − Приказал Тансего и слуга удалился.
Старики молча смотрели на вошедшего человека, вслед за которым в кабинет вошел Ирринг и закрыл дверь.
− Зачем вы пришли? − Спросил Векселр.
− За кем, ты хотел спросить? − Произнес Ирринг. − Мы улетаем. Я и Хан. И вы можете тоже, если пожелаете.
Ракид только раскрыл рот от удивления.
− Что такого, Хан? Там где один человек, там и три. Какая разница?
− А если мы не захотим? − Спросил Тансего.
− Никакого принуждения не будет. − Ответил Ирринг и сел в свободное кресло. − Я и Хана не собирался брать, да он напросился.
− Куда брать? − Спросил Векслер.
− В будущее. Я ухожу. Здесь мне нечего делать.
− А вам не кажется, что нам слишком поздно куда либо лететь? − Спросил Тансего.
− Поздно? − Усмехнулся Ирринг. − Неужели вы думаете, что это зависит от времени суток?
− Речь не о времени суток, а о нашем возрасте.
− Сто лет, это не проблема. Лично мне скоро четыре тысячи будет.