Но об этом между ними не было сказано ни слова. Любовь не решается говорить о любви. Мужество молчит о мужестве.
И шесть незаметных человек с прищуренными, покрасневшими от вьюги глазами смотрели на ледоколы, словно не они были причастны к их небывалому возрождению, словно они просто случайно оказались в Арктике. И сейчас покинут ее.
Часы показывали ночь.
Но солнце положило благодарные руки лучей на плечи водолазов, солнце не хотело, не могло зайти и скрыться.
Ночью был день.
Глаза, скрывающие боль
Пепельной молнией метнулась ящерица в норку, суслик — рыжий жирный кувшинчик — точно сквозь песок провалился около переднего копыта коня. Карликовая тень, и она точно сожжена ослепительным зноем. Вот снова скользнула ящерица и словно вонзилась в сопку. Сопка тянется подобно наконечнику копья и постепенно переходит в другую, а та похожа на каменный топор, которым земля прицеливается, чтобы сразить орла.
Орел, сперва неправдоподобно неподвижный, складывает крылья треугольником, обретает форму реактивного истребителя и со свистом пикирует на змею. Вот он стиснул змею в когтях, рванул ее железным клювом, вскинул крылья, и задушенная в орлиных когтях кобра пронеслась над пограничником, словно веревка с обвисшими концами. «А ведь, может быть, эта кобра поджидала меня. Я же как раз в этом месте хотел спрыгнуть с коня и прилечь. Вот орел развернулся, сейчас он сядет на ту сопку. Но странно, он почему-то пролетел дальше. Сопка на той стороне, на чужой. И всегда этот орел тащит добычу на ту сопку… Не прячется ли там кто-нибудь?..» — думал Василий Иосифович Алексеев, пристально, словно глаза не ломило от солнца, накаляющего песок до 70°, наблюдая за орлом. Василий Иосифович разворачивает коня и бросает скакуна в галоп.
Он скачет вдоль границы, а ему навстречу, смешиваясь с каким-то потаенным ощущением вечной тревоги, мчатся воспоминания. Вот здесь диверсантка перешла границу ночью, присыпая свои бороздки — следы от специальной обуви сухой землей, которую несла в халате. Почти невозможно было отличить ее следы от следов черепахи, которая оставляет позади себя почти такие же бороздки,
И вот здесь диверсанты пытались перейти по халатам.
А в этом месте границу пересекли туда и обратно, прошли полкилометра вдоль границы и потом снова перешли ее, заметая свои следы метелкой.
А вот здесь переходили на подковах задом наперед, а здесь — на ходулях, а здесь-прячась за баранов, а здесь…
Только задумайся, и вся граница — граница воспоминаний, граница призраков, граница преступлений, хитрости и подвига.
Василий Иосифович может нащупать след по отпечатку, по оброненной бумажке, окурку, спичке, по пуговице и нитке, по крошкам еды, по согнутой ветке, по опавшему листку, по запаху. Сейчас все это представляется не главным- так это вошло в плоть и кровь. Сейчас его беспокоит этот орел, убивший кобру и почему-то не приземлившийся на своей сопке.
И как-то сразу вспомнил он: именно здесь, в поисках лучшей жизни, перешли, спасаясь от бая, шесть избитых крестьян. Один из них слезящимися глазами смотрел на Алексеева, его изможденное лицо было тупым от усталости и горя, его синяки проглядывали сквозь нищенские лохмотья…
Потом выяснилось, что именно этот бедняк- опытный диверсант, знает французский, английский, немецкий и фарси. Блестяще владеет русским. Во тьме на окрик не ранит из пистолета, а убивает.
Но почему волочилось это?.. А то вдруг ясно возникла схватка или точнее безмолвный поединок с таким же, как тот «бедняк», опытным разведчиком…
Алексеев знает самбо, бокс, он на ходу соскакивает с коня и на ходу вскакивает в седло, он с двадцати пяти метров сходу стреляет без промаха в спичечный коробок… Он многое может, многому научил своих пограничников, и еще сегодня ночью радовался их умению маскироваться. Ведь конь чуть не наступил тогда на уши овчарке, и она не зарычала…
Но почему сегодня такое тревожное состояние, словно воздух не только прокален солнцем, но и предчувствием беды?
Вернувшись на заставу, Алексеев не спешившись приказал усилить н^ряд вблизи Орлиной сопки. Он проследил и за тем, кого посылают. В наряд были посланы два пограничника. Зимой, преследуя группу нарушителей, сбросили они с себя сапоги, шапки, телогрейки и на морозе босиком, раздетыми настигли вооруженных диверсантов.
На пороге дома появилось синее платье. Жена. Она молчала. Ее удивили сегодня его особенно черные под короткими выгоревшими бровями небольшие, но очень яркие и очень грустные глаза.