Г. Х. Андерсен
Стойкий оловянный солдатик
ЫЛО КОГДА-ТО НА СВЕТЕ ДВАДЦАТЬ пять оловянных солдатиков. Все они были сыновьями одной матери — старой оловянной ложки — и, значит, приходились друг другу родными братьями. Они были очень красивы: ружьё на плече, грудь колесом, мундир красный с синим. Чудо что за солдатики!
Они лежали, все двадцать пять, в картонной коробке. В ней было темно и тесно. Но вот однажды коробка открылась.
— Ах, оловянные солдатики! — закричал маленький мальчик и от радости захлопал в ладоши.
Ему подарили оловянных солдатиков в день его рождения.
Мальчик сейчас же принялся расставлять оловянных солдатиков на столе. Двадцать четыре солдатика были совершенно одинаковые, а двадцать пятый солдатик был одноногий. Его отливали последним, и олова немножко не хватило. Впрочем, он и на одной ноге стоял так же твёрдо, как и другие на двух. Вот с этим-то солдатиком и произошла замечательная история, которую я вам сейчас расскажу.
На столе, где мальчик расставил своих солдатиков, было много разных игрушек. Но лучше всех игрушек был чудесный картонный дворец. Сквозь его маленькие окна были видны все комнаты. Перед самым дворцом лежало зеркальце. Оно было совсем как настоящее озеро, и вокруг этого зеркального озера на деревянных подставках стояли маленькие зелёные деревья. По озеру плавали восковые лебеди и, выгнув длинные шеи, любовались своим отражением.
Всё это было прекрасно, но всего милее была девушка, стоявшая на пороге в широко раскрытых дверях дворца. Она была тоже вырезана из картона; на ней была юбочка из тонкого батиста, на плече — голубой шарф и на груди — блестящая брошка, такая большая, как голова самой девушки.
Красавица стояла на одной ножке, вытянув руки, — она была танцовщицей. Другую ногу она подняла так высоко, что наш оловянный солдатик совсем не заметил этой ноги и подумал, что красавица тоже одноногая, как и он сам.
«Вот бы мне такую жену! — подумал оловянный солдатик. — Да только она, наверно, знатного рода: вон в каком прекрасном дворце живёт. А мой дом — простая коробка, да ещё набилось нас в эту коробку целых двадцать пять солдат. Нет, ей там не место! Но познакомиться с ней всё же не мешает».
И солдатик притаился за табакеркой, которая стояла тут же, на столе. Отсюда он отлично видел прелестную танцовщицу.
Поздно вечером всех оловянных солдатиков, кроме одноногого — его гак и не могли найти, — уложили в коробку, и все люди в доме легли спать. И вот, когда наступила тишина, игрушки сами стали играть в гости, в войну, а потом устроили бал. Оловянные солдатики стучали в стенки коробки — они тоже хотели выйти поиграть, да никак не могли приподнять крышку. Даже щелкунчик принялся кувыркаться, а грифель пошёл плясать по грифельной доске. Поднялся такой шум и гам, что в клетке проснулась канарейка и тоже заговорила, да притом ещё стихами.
Только солдатик и танцовщица не двигались с места. Она по-прежнему стояла на одной ножке, вытянув руки вперёд, а он застыл с ружьём в руках, как часовой, и не сводил глаз с красавицы.
Пробило двенадцать. И вдруг — щёлк! — раскрылась табакерка.
В этой табакерке табак никогда не держали, а сидел в ней маленький чертёнок. Он выскочил из табакерки и оглянулся кругом.
— Эй, оловянный солдатик! — крикнул чертёнок. — Чего ты уставился на плясунью? Она слишком хороша для тебя.
Но оловянный солдатик притворился, будто ничего не слышит.
— Вот ты как! — сказал чертёнок. — Ну, погоди же до утра!
Утром, когда дети проснулись, они нашли одноногого солдатика за табакеркой и поставили на окно.
Вдруг окно распахнулось. Чертёнок ли это напроказил, или просто потянуло сквозняком, кто знает, но только одноногий наш солдатик полетел с третьего этажа вниз головой, да так, что в ушах засвистело. Минута — и он уже стоял на улице вверх ногой, а его ружьё и голэва в каске застряли между булыжниками.
Мальчик и служанка сейчас же выбежали на улицу искать солдатика, но, как ни старались, найти его не могли.
Один раз они даже чуть не наступили на солдатика и всё-таки не заметили его. Если бы солдатик крикнул: «Я тут», они, конечно, сейчас же нашли бы его. Но он считал неприличным кричать на улице — ведь он был солдат и носил мундир.
Тут пошёл дождь, настоящий ливень. По улице потекли ручьи.
А когда наконец дождь кончился, к тому месту, где между булыжниками торчал оловянный солдатик, прибежали двое мальчишек.