Я обнимаю Терри Вёртса, Саманту Кристофоретти. Первая итальянка-астронавт, скоро она установит и рекорд длительности пребывания женщины в космосе.
Наши семьи на Байконуре ждут телеконференции, которую мы сможем провести из русского служебного модуля. Я пускаюсь в путь и сворачиваю не туда. Как странно снова здесь оказаться! Парение внутри станции вызывает знакомые чувства и в то же время дезориентирует. Идет лишь первый день.
Когда пропадает аромат космоса, я различаю уникальный запах МКС, такой же знакомый, как запах дома, где прошло мое детство. Он складывается главным образом из газов, выделяемых оборудованием и всем прочим, – на Земле мы подразумеваем нечто подобное, когда говорим про «запах новой машины». Здесь этот запах сильнее, поскольку частицы пластика невесомы, как и молекулы воздуха, и примешиваются к каждому вдоху. Кроме того, немного пахнет мусором и человеческим телом. Мы запечатываем мусор предельно тщательно, но избавиться от него можем лишь раз в несколько месяцев, когда прибывает грузовой корабль, превращающийся в мусоровоз после разгрузки.
Шум вентиляторов и гудение электроники оглушительны и непрерывны. Кажется, нужно напрягаться, чтобы тебя услышали, хотя по опыту я знаю, что привыкну. В этой части русского сегмента особенно шумно. К тому же здесь темно и холодновато. Я вздрагиваю, осознав, что проведу здесь почти год. Во что я ввязался? Мгновение я думаю, что это самый глупый поступок в моей жизни.
Добравшись до cлужебного модуля, я сразу замечаю, что в нем намного светлее, чем в прошлое мое пребывание. Очевидно, русские перешли на более эффективные лампочки. И не такой беспорядок, как тогда. Видимо, Антон старался продемонстрировать Геннадию свои организационные навыки. Геннадий помешан на чистоте и аккуратности русского сегмента МКС.
Во время телеконференции наши семьи могут видеть и слышать нас, а мы их только слышать. Раздается громкое эхо. Связь организована не лучшим образом. Шарлотт делится впечатлениями от запуска, я коротко разговариваю с Самантой, с Амико. Здорово слышать их голоса, но я понимаю, что мои русские коллеги ждут своей очереди, чтобы пообщаться с близкими.
По окончании звонка я отправляюсь вместе с Терри и Самантой Кристофоретти в американский сегмент, где проведу бо́льшую часть предстоящего года. Хотя МКС представляет собой единую конструкцию, русские живут и работают преимущественно на своей половине, а все остальные – в «американском сегменте». У нас гораздо темнее, чем я ожидал, – перегоревшие лампы никто не менял. Это не вина Терри и Саманты, а следствие консервативного подхода Центра управления полетами к нашему снабжению, который я наблюдал еще во время моей предыдущей экспедиции. Я решаю сделать одной из задач на грядущие месяцы совершенствование использования ресурсов, поскольку мне предстоит пробыть здесь очень долго и хорошее освещение жизненно важно.
Терри и Саманта показывают мне модуль, напоминая, как все здесь работает. Начинают они с оборудования, с которым особенно важно освоиться, – туалета, так называемого санитарно-гигиенического блока WHC (Waste and Hygiene Compartment). Мы проводим краткий инструктаж по технике безопасности, который повторим в развернутом виде через пару дней, когда я немного привыкну. Аварийная ситуация – пожар, утечка аммиака, разгерметизация – может возникнуть в любой момент, и я должен быть готов справиться с ней даже в первый день на МКС.
Мы возвращаемся в русский сегмент на традиционное торжество – праздничный ужин, устраиваемый каждую пятницу, а также по особым случаям, включая национальные праздники, дни рождения и прощание с отбывающими на «Союзе». Чествование вновь прибывших – один из таких поводов, и Терри разогревает мое любимое блюдо, говядину барбекю, которую я приклеиваю к кукурузной лепешке благодаря поверхностному натяжению соуса (мы едим тортильи, поскольку они долго хранятся и не крошатся). Есть и традиционные для совместных пятничных застолий блюда: измельченное крабовое мясо и черная икра. У всех приподнятое настроение. Для нас троих, только что прилетевших, это был долгий трудный день, фактически два дня. Скоро мы желаем друг другу спокойной ночи, и я вместе с Терри и Самантой отправляюсь обратно в американский сегмент.
Я нахожу свою каюту (CQ – crew quarters) – единственную часть космической станции, которая будет принадлежать только мне. Она размером с телефонную будку былых времен. В модуле «Ноуд-2» расположены четыре каюты: на потолке, на полу, по левому борту и по правому борту. Мне достается левый борт, во время прошлой экспедиции моим был потолок. В каюте чисто и пусто, но в течение предстоящего года здесь будет царить обычный для любого дома беспорядок. Я забираюсь в спальный мешок и застегиваю молнию, с удовольствием отмечая, что он совершенно новый. Подкладку я пару раз поменяю, но сам спальник прослужит без замены и чистки целый год. Я выключаю свет и закрываю глаза. Спать в невесомости нелегко, особенно после перерыва. Хотя глаза закрыты, поле зрения временами озаряется вспышками: космическое излучение, сталкиваясь с сетчаткой глаз, создает иллюзию света. Этот феномен впервые заметили астронавты эпохи «Аполлонов», но его причина до сих пор не вполне ясна. Я привыкну и к этому, но пока вспышки становятся неприятным напоминанием о радиации, воздействующей на мозг. Некоторое время я безуспешно пытаюсь заснуть и наконец откусываю кусочек таблетки снотворного. Соскальзывая в беспокойную дрему, я успеваю понять, что это первый из 340 раз, когда мне придется засыпать здесь.