Могучее «ур-р-ра!» громыхнуло близ казарм, сильней заволновались огни костров, круто пританцовывал конь под товарищем Тарасом.
— Банды генерала Белова наступают на город. Губерния занята. Наши красные отряды героически отстаивают Крушноярск. Их мало. Вы идете на поддержку. Желаю вам — стойко сражаться и победить. Да здравствует советская власть, товарищи!
Через город шли с песнями; за шлагбаумом, когда мигнуло красное око семафора, песни оборвались, и ударил в лицо бойцам ветер со снегом. Впереди отрядов ехал старый партизан Панас Мокеев, бывший подпольщик, машинист депо. А версты за три от отрядов на вспененном белом коне, вдогонку, мчался в неизвестность Станислав Юткевич, спеша доставить спрятанный на груди пакет по адресу: военкому Граю.
***
Сумерки наступают в лесу неторопливо. Вершины елей в снегу еще горят багрянцем: возникают удивительные ассоциации — чудесная сказка мерещится тебе в такую пору. Величие тишины, величие вековечной природы — вот основной мотив вечернего лесного пейзажа. Возможно, и волки в такую пору в лирической задумчивости провожают багровые тени солнечного заката: изголодавшимся волкам мерещится свежее мясо, горячая кровь.
Далеко в глубине леса — опушка. Непроходимыми тропами, сквозь дремотные леса пришли сюда люди, привели с собой лошадей, разложили костры, вытоптали ногами снег, и из-под снега выглянули серые мхи.
Вокруг костров, на расстеленной соломе сидят эти люди, усталые, они молчат. Лишь слышно — хрустит в лошадиных челюстях сено, булькает в котелках вода, один — смуглый — вполголоса напевает песню.
— Командир не приходил? — прерывает тишину пожилой человек, подкидывая сучья в костер.
— Никого из них нет целый день.
Несмелый огонек скользнул по свежим веткам, густые клубы дыма сизыми ручейками заструились вверх, ветки затрещали.
— Не подкладывай больше, чай дымом провоняет.
— Ничего, слаще пить будет. Не подложишь — погаснет, а морозец все крепчает.
— Скажи ты на милость,— встревает в разговор третий.— В городе тиф свирепствует, переполох, говорят.
— Всякое говорят,— настороженно вскидывается голова в треухе, озирается по сторонам, упираясь взглядом в темную стену деревьев вокруг.— Что-то командира нету... и этого, белявого, что из города приехал.
Вдруг раздается хруст шагов. Люди мгновенно подхватываются и — от костров к оружию. Из глубины леса до их слуха доносится голос часового:
— Кто идет? — и потом, словно выдержав паузу тишины: — Проходи...
Из темноты, из-за деревьев выходят к кострам два человека: Грай и Юткевич. Полушубок на Грае распахнут на груди, Грай идет, слегка покачиваясь, его поддерживает Юткевич.
— Что случилось?
В отсвете костра лицо Грая — болезненной бледности. Через силу шевеля губами, Грай цедит:
— Ничего. Неприятная встреча, хлопцы. Нам нужно...
Он покачнулся, рухнул на солому.
— Надо перевязку сделать,— сказал Юткевич,— Сделай, Артем.
Когда его перевязали, командир забылся в глубоком и тяжелом сне, сбросив с себя полушубок. Старик Артем, партизан из Большой Рудни (их отряд разбили, и он один добрался через сугробы и леса, сквозь метели и заносы к отрядам крупшоярцев), терпеливо, по-отечески опять и опять накрывал командира огромным своим кожухом.
— Нашел время хворать, мороз крепнет.
Ночью, в глухую пору ее, когда луна вдруг спряталась в тучах и тучи пошли широким половодьем по темному небу, командир проснулся. Он разбудил Юткевича, который, сидя у костра, только что заснул.
— Вот теперь самая пора,— проговорил шепотом Грай.— Надо послать людей по отрядам, передать план наступления. А ты, Юткевич, вместе с нашими двинешься по правую сторону Рудни. Заляжешь в ельнике — и жди сигнала. Без сигнала — помни — не начинать.
Через несколько минут двадцать четыре человека тронулись в путь — в ночь, в неизвестность. Впереди этого отряда шли командир Юткевич и седой старик Артем. Двигались молча. Каждый знал, что уходят они в бой, каждый слышал слова Грая: «Без сигнала — помни — не начинать!». И если не слишком верили они в этого юношу, неожиданно появившегося в их отряде, зато была крепкая вера у этих людей в командира Грая, и приказы его они выполняли строго. Раненый — командир Грай по-прежнему руководил, он был их душой, их верой, он был стержнем их единства. Долго и упорно пробивались они сквозь чащи, сквозь заносы, сквозь ночь. И о чем думали эти люди, уходя в бой, сказать трудно, одно лишь бесспорно: не жалели они минувшего, брали с боем будущее, вырывали из вражьих лап.