— Смотри,— и пальцем в сторону деревни.
И Станислав увидел: на деревенской улице показались всадники, стало на деревенской улице людно.
— Начинается,— сказал Артем.— И они учуяли что-то, сукины дети. Хоть бы обошли наши,— и у старика дрогнула правая рука, словно хотел он перекреститься, но удержался.
На окраине рощицы — яр. Вдоль него и залегли цепью. Притаились. Сильными руками сжали винтовки. Заняв место в цепи, Станислав осмотрел своих и улыбнулся. «Все мои сверстники, один Артем старик. А вот этот, пятый с краю, пожалуй, и младше меня будет». Мысль оборвалась — Артем толкнул локтем:
— Смотри.
Вдоль плетней выезжали из деревни всадники. Впереди на белом коне офицер. Зеленую шинель с белым воротником, голубые нашивки уже можно было рассмотреть. «Взять бы на мушку да сбить его с коня!» — промелькнуло в голове Станислава. Он подполз на животе поближе к Артему, взял у него винтовку, прицелился.
— Остановись! — чуть не выкрикнул Артем, и глаза его сверкнули жестоко.— Хочешь, чтоб нас всех здесь пересчитали? Сигнала жди! — Он рванул винтовку к себе.
Что-то непонятное произошло со Станиславом. К лицу прихлынула кровь, глаза впились во всадников, к горлу подкатил комок, что-то трясло его тело, внушало — стрелять, не сдаваться.
— Ты чего! — отупело огрызнулся он на Артема. — Ты не указывай, а слушайся. Не командир — не учи.
И вдруг Артем навалился на него, вцепился обеими руками в винтовку. Станислав изо всех сил ударил его в грудь, и старик покатился в яр, в снег.
— Не командир — не учи!— повторил Станислав резко.
Не успел старик выбраться из яра — утреннюю тишину разорвал выстрел. Все увидели, как под белым офицером вздыбился конь, шарахнулся в сторону и оба они, всадник и лошадь, рухнули на землю. Всадники сдержали бег лошадей, подались назад.
— Промах! В лошадь попал! — с досадой процедил сквозь зубы Станислав и принялся снова целиться.
Тем временем всадники рассыпались по полю. И вдруг со стороны яра, словно из-под земли, возникла шеренга врагов. Затрещали выстрелы в тылу. Перед глазами Станислава замелькали лошадиные крупы, а через какое-то мгновение он увидел совсем близко блеск обнаженной сабли: земля, казалось, полнилась изнутри ужасным гулом. Всадники, размахивая саблями над головами, мчались на него, и нельзя было удержать себя на снегу, хотелось бежать, и бежать не назад, а вперед, вперед на всадников, на лошадиные морды, в круговерть боя.
— За мной!— в экстазе закричал Станислав, сорвался с места и побежал, размахивая наганом.
На бегу вспомнил, что за поясом — гранаты, выхватил одну, размахнулся, бросил. Бежал, размахивался, бросал гранаты, кричал:
— За мной!
В толчее поймал взглядом голубые нашивки, рванул из-за пояса последнюю гранату, швырнул ее с такой силой, что туловищем подался назад. Вдруг колючая дрожь пронзила тело, звон заполнил уши, и он упал лицрм в снег. Когда падал, ужаснулся: лес в конце поля затанцевал и стал подниматься кверху, небо шлепнулось прямо в лицо, и даже захотелось это небо оттолкнуть от себя рукой.
Опомнился не скоро.
Первое, что зафиксировало сознание, было: правая рука словно примерзла к чему-то твердому, хочется оторвать ее, пошевелить пальцами, но сделать это невозможно. Потом поднялись веки, и Станислав увидел тонкие лучи багрового солнца, пробившиеся сквозь щели. «Должно быть, солнце заходит»,— почему-то пришло на ум. Станислав попытался поднять голову, но в эту самую минуту донесся шорох.
— Товарищ командир, — раздалось вслед за шорохом,— так и погибнуть можно...
От произнесенных шепотом слов Станислав встрепенулся.
— Молчать! — выкрикнул резко.— Жить, жить надо!
Человек подошел к нему.
— Тебе ничего,— перейдя на «ты», сказал с упреком.— Тебя взяли, и вся недолга. А меня били, пытали, видал? — и он приблизил к нему свое окровавленное лицо.— Расстрелять тебя мало.
Сухой, почти металлический взрыв смеха. Станислав хохотал всем телом, хватая себя за грудь, заглушая смехом резкую боль в спине.
— И расстреляют, не горюй! — саркастически, сквозь смех, выкрикнул он. — Эх, а спина болит, спина! — утихая, простонал.
— Видел я, прикладом тебя сбили. Потерял сознание.