— Я иду на дежурство. Дайте мне ключ.
— На дежурство! — Ключ стукнул о пол возле Тасиных ног.— Нет на вас Белова. Он отучит вас, он отучит...
И позднее, когда непослушная дочь, грохнув дверью, стремительно выбежала из комнаты, когда, успокоенная валерьянкой, притихла жена, Левон Пилипович, держа в руке подсвечник с оплывшей свечой, все еще стоял перед портретом Бонапарта, туго затянутым в позолоченную раму.
— Так-с, император,— иронически шептал Левон Пилипович, допуская фамильярность в разговоре с коронованной особой.— Иные времена, иные законы, батенька. Дети вышли из послушания, ваше императорское величество... Это... скверно... Будь сейчас твое время, батенька, твое время...
Именно в это время волей человека, за спиной которого стоял английский и французский капитализм и высились тени великих командоров, который бредил славой нового, на сей раз российского Наполеона, волей этого человека — те, над кем прозвучал приговор человечества, те, кто лишил себя права носить имя Человека, те, которые утратили все и не приобрели ничего, кроме исторического права на гибель, стремились сомкнуть клыки на горле страны.
Правду говоря, наполеонов было многовато. И когда Кирилл Романов, потягивая напитки французских кабачков, расхваливал довоенную русскую горькую в бутылках с красной головкой, когда Кирилл Романов, надевая свой мундир, перед зеркалом репетировал величавость своих будущих императорских жестов, эти люди жаждали обрести право на императорскую жестикуляцию погромами и грабежами, пожарами и насилием — исконными действиями зверья.
Наполеоны пришли с севера — английским десантом в Белом море, с юга — французским десантом в море Черном, наполеоны объявились в рядах вооруженных полчищ в Сибири, на Украине, в Белоруссии; наполеоны распоряжались людьми, оружие для которых предоставили круппы всех стран.
Губернский город, расположенный в трехстах километрах от Крушноярска, в котором царит сейчас ночь и по центральной улице спешит домой попрощаться с женой военком Грай, единственный спутник которого ветер-доброволец,— губернский город уже сутки занят отрядами генерала Белова. Боя почти не было. О наступлении отрядов Белова узнали в городе неожиданно: с ближайшей станции примчалась дрезина, перепуганный и усталый железнодорожник только и успел прокричать с нее:
— Я один вырвался! Эшелон идет, эшело-он! — и впал в забытье.
И тогда выяснилось, что город окружен, что перерезаны телефонные провода. Когда ж измученный и перепуганный железнодорожник пришел в себя, от него узнали;
— Наши успели рельсы разобрать, задержали их в Осиновке...
Тем временем генерал Белов отдал приказ, чтобы часть людей окружила город. Эвакуировавшиеся красные едва пробились через кольцо белых, кольцо, замыкавшееся вокруг города. Красные эвакуировались в северо-западном направлении, а Крушноярск оставался на юге губернии, оставался на произвол судьбы.
Не случайно торопилась Тася в свой уездный комитет, и Грай так и не дошел до дома, красноармеец догнал его у самого крыльца.
— Вас вызывают в комитет, товарищ командир.
— Я только что оттуда.
— Неотложные дела, товарищ командир.
Красноармейские части ждали приказа.
В предутреннем мраке город проснулся внезапно, в предчувствии близкой беды, проснулся в испуге. От соседа к соседу — стук в оконце:
— Вставайте, Павел Карпович.
— Что, голуба, пожар? — появлялась за мутным стеклом помятая борода.
— Хуже, Павел Карпович! Бумага расклеена, читают все читают. Поднимайтесь, Павел Карпович.
Сон улетучился мигом. Выстроились в очередь. Щурили глаза, читали шепотом, из уст в уста неслось то украдкой, то вслух:
— Мобилизация!
И всякое слышалось в этом пересказе — и тревога, и радость, и надежда на светлый день. А павлы карповичи были довольны: трудовую повинность-то их, батенька, того... в трубу... хе-хе!.. в трубу.
В комитетском помещении полным-полнешенько. С третьей смены прибежал деревообработчик, густые опилки на куртке еще пахнут смолой и работой. Разговаривает он громко, спокойно — деловитость и озабоченность слышны в голосе:
— А винтовок не хватило на наш отряд, товарищ начальник. Дай записочку на дополнительные.
— Одному винтовку, второму наган. Распределяйте сами.
— Чудак ты человек! Да что ж я делать буду, к примеру, с этой игрушкой? Ты мне хоть обрезик какой, конфискованный...