Провожаю девушку взглядом, последовав её совету, и сын перестает плакать. Я чувствую, что ему легче, он понимает, что его не бросили и его любят. Я так редко держал его на руках, боялся ранить, обидеть, сделать больно, ведь он такой маленький, а ведь только через прикосновения он может понять, что любим мной.
— Ты моё сокровище, Теодор. А я у тебя мудак, но я очень люблю тебя.
Придерживая сына одной рукой, другой набираю сообщение маме, чтобы она сама подобрала Теодору няню. Она мать, бабушка и врач, она разбирается в этом явно лучше меня. Никогда не забуду, как она учила меня менять ему подгузники. Грейс, моя мама, мой супергерой. И я очень ей благодарен за всё.
Комментарий к
затравочка вам. :3
========== Часть 3 ==========
— Дерьмо! — папка с очередным резюме летит в стену моей просторной спальни и с грохотом приземляется на пол, еще больше выбесив меня.
Я не требую невозможного! Я просто хочу квалифицированную, не пожилую и адекватную женщину. Теодор будет активным ребенком, он уже активный, и я хочу, чтобы няня справлялась со своими обязанностями, а не умерла от сердечного приступа.
Из невозможного я хочу лишь то, чтобы она, эта молодая женщина, была… человечной. Для этого нужна мама, я понимаю это и принимаю, но это естественно, что я хочу для сына нежности и любви. Я хреновый отец. Я слишком крепко сжимаю его, слишком мало, ему неудобно… И меня бы, в принципе, устроило, если бы сыну менял подгузник не робот, а женщина, которая с легкостью пожалеет его. Которая действительно любит детей.
Радионяня пугает меня жутким шипением, сели батарейки, и я с большим трудом выбираюсь из-под одеяла. Господи, лишь бы Теодор поел и уснул еще на пару часов. Пожалуйста.
Захожу в уютную детскую и беру сына на руки, на автомате проверяя подгузник. Пусто.
— Ты голодный, да? Я тоже не люблю чувство голода, Теодор. И я чертовски счастлив, что ты никогда не узнаешь его так, как знаю я.
Мама сумела спасти меня. Меня забрали от моей биологической матери слишком рано, чтобы я что-то помнил. Но я точно помню, что всегда хотел есть. Помню эту режущую изнутри боль, когда желудок начинал переваривать сам себя. Уже тогда я знал, что не ел несколько дней. На память о тех временах я получил гастрит и вечную изжогу, не смотря на чертовски жесткую диету.
Беру с полки бутылочку, насыпаю две мерных ложки смеси и заливаю её теплой водой. Несколько долгих мгновений в нагревателе, и я проверяю на руке, как учила мама и фильмы, чтобы смесь не была горячей.
Разве смесь должна быть такой бежевой?.. Может, стерилизатор окислился? Он ведь может окислиться?
Грей, блять!
Кофе. Сраный кофе с привкусом молочной смеси.
Я чуть не убил сына. Четырехмесячному младенцу в жизни только кофе с молоком не хватает.
Во вторую бутылочку насыпаю точно две ложки смеси и ставлю в нагреватель. А с первой поступаю немного эгоистично: смирившись со вкусом, выливаю жижу в чашку и за несколько глотков выпиваю. Кофеин — главное.
Теодор жадно пьет свое молоко, не сводя своих огромных внимательных глазок с меня, и я устало улыбаюсь, целуя его в лоб, стараясь не мешать ему кушать.
Я очень хорошо помню тот день, когда моя младшая сестра появилась в нашем доме. Улыбчивая, такая забавная в своем кукольно-розовом платье. Карие глаза сияли, а темные волосы только пробивались на маленькой головке. Её, зачем-то, обстригли налысо, и мама повязывала ей красивые банты на поясе. Я искренне полюбил её, и до сих пор обожаю, хоть она и доставляет много проблем…
Поэтому я не испугался, когда Лейла явилась и сказала, что у нас будет ребенок. Растерялся, но не более. Не обрадовался, но принял. Я хотел этого ребенка. Возможно, в силу возраста, социального статуса и рисков, но хотел и не жалею об этом.
— Ты у меня очень хороший, Теодор. Папа любит тебя. Как умеет, но любит, очень. Нам просто нужна няня, и мы не пропадём.
Я так хочу спать, но перебарываю себя, укутывая сытого сына в одеяло и располагая на своем плече, прикрытом полотенцем. Теперь я в курсе, и всегда начеку.
Он мой, такой крохотный и беззащитный, та странная леди ведь действительно была права, он не может без меня, он безоговорочно любит меня всем своим существом.
Я две недели не появлялся на работе, когда Теодор только родился. Был с ним каждую минуту, следил за маленьким человечком и готов был разнести к чертям всю больницу, понимая, что в нём так много химии, что он не может без всех этих медицинских проводов и трубок, а самый крохотный подгузник, что я смог найти, закрывает все его тело. Что он на грани жизни и смерти.