Энергооператор обладал некоторой харизмой и был мастером художественного вранья, что позволило ему обаять с десяток умственно расслабленных и ищущих заполнения пустотам в свой судьбе дамочек. Рассказывал он — причем всякий раз и всем, кто к нему приходил, — скабрезно-хвастливую историю о том, как под воздействием его чудесной энергии обвисшие, как уши спаниеля, груди одной немолодой дамы освободились от земного притяжения и сосками вознеслись к небу. Даме это так понравилось, что она привела подруг, но с каждой грудью такое не прокатывает, сетовал энергооператор, ему нужен специальный настрой.
Некоторое время этот балабол был очень популярен в Гродине, но даже в роли плацебо так никому и не помог. Доказательством тому послужила и кончина отца Златы. Адептки энергооператора одна за другой оставляли его, находя новые суррогаты настоящих увлечений. И только Надежда Ивановна, выбитая из колеи несчастьями, свято верила в дар этого жулика. Их связь обрела форму постоянной и продолжилась.
Окончательно потеряв авторитет лекаря, энергооператор предчувствовал, что скоро его станут бить. Предчувствие подтолкнуло к решению покинуть родину. Оказалось, что его первая жена была этнической немкой, она проживала в Германии и по доброте душевной согласилась принять бывшего супруга, только за проезд и пропитание он должен был платить самостоятельно. Денег у мужика не было, вся надежда оставалась на Надежду Ивановну. Он обрабатывал ее день и ночь самыми разными способами, в итоге бедняжка продала свою улучшенную квартиру и уехала с ним в Германию.
К счастью для Златы, к тому времени она уже вышла замуж и жила с Вадимом в его квартире, то есть непосредственно от маминого закидона не пострадала.
После этого Надежда Ивановна надолго пропала из жизни дочери.
Первое письмо от матери Злата получила только три года назад. Из него следовало, что теперь мама живет в Испании, она замужем за фермером, они растят апельсины. Вскоре наладилась и связь по скайпу. Злата увидела, что мама хорошо выглядит: казалось, из нее испарилось все лишнее, оставив только суть — сильную, но наивную, взбалмошную, но стремящуюся к равновесию. Она похудела, перестала высветлять волосы пергидролем, загорела, наплевала на морщины и забыла о косметике. Носила удобные и яркие вещи, соломенные шляпы и мокасины. В ней появилась уверенность в завтрашнем дне, что отражалось в глазах и осанке. Словом, Надежда Ивановна словно бы очистилась и возродилась…
Постепенно связь между матерью и дочерью наладилась, Надежда Ивановна даже приезжала домой погостить. Она очень раскаивалась в том, что натворила после смерти сына и мужа, дарила Злате платья, украшения, перечисляла деньги, ходила на могилы родных. Об энергооператоре предпочитала не вспоминать.
Злата. Скука
Злата ворочалась на кровати, пытаясь принять хоть какое-то новое положение. Свободную от гипса ногу она уже и сгибала, и подворачивала, и даже свешивала с края койки, но от этого давление на поясницу не ослаблялось.
Нога в гипсовом скафандре чесалась и ныла, нервируя Злату. Одна опытная подруга принесла ей спицу, чтобы доставать до всех зудящих мест. С помощью спицы Злата шуровала под слоем ваты, рефлекторно кривясь, как собака, расчесывающая укусы блох.
Она жаловалась Руслану на боль, на скуку, на зуд, а он только пожимал плечами: что делать?
Зато с полным сочувствием относилась к Злате симпатичная медсестричка Лариса. Двадцатилетняя девчонка, она обладала сильнейшим материнским инстинктом, видя в каждом больном ребенка, нуждающегося в заботе. Все молодые женщины у нее были «красавицами», тетенек постарше Лариса называла «матушками», особо полюбившихся пациентов и коллег — «кукусеночками».
Вдова самоубийцы Злата со своей загипсованной выше колена ногой сразу же стала «кукусеночком», что одновременно злило ее и смешило. Через пару дней Злата привыкла к дурацкому словечку, перестав его даже замечать.
Давлетов считал своей святой обязанностью посещать вдову друга ежедневно. Он приходил улыбаясь и всегда с новой шуткой-комплиментом:
— А ты сегодня свеженькая!
Или:
— А как поживает наша хорошенькая сломанная ножка?
Или:
— Хорошая примета: глазки сияют, значит, все будет хорошо!
Или даже:
— Жаль, что ты тут не останешься навсегда! Ты — просто украшение этой больницы.