Макс вышел из ванной комнаты. На его лице блестела улыбка. Это случилось. Теперь он не останется один, никогда! Осознание любви приходит медленно, но бьет сильно. Это, словно ядерная бомба. Ты знаешь, что тебя накроет, но пока она в полете, лишь чувствуешь легкое напряжение, без страха и лжи. Он очень торопился. Как долго Макс мечтал об этом, когда его череп раскалывали игры психологии?
Мелисса сидела на полу комнаты, уставившись в зеркало, которое стояло на полу под разбитым окном. В ее руках находилась старая потрепанная тетрадь. Тот самый дневник, что так трепетно скрывала Виктория от глаз Макса. Он был прямо тут, в одном из ящиков шкафа. Тело Мелиссы покрывала футболка парня, едва прикрывая ее аппетитную попу. Девушка царапала ноготками обложку тетради, стараясь раскрыть ее, посмотреть на те тайны, что заложены где-то в глубине. Какое-то странное чувство владело ею. Страх, или что-то подобное.
Макс медленно открыл дверь в спальню Виктории. Девочка стояла у окна. Легкий халатик касался ее колен, лаская их прикосновением шелка. Она что-то искала взглядом в дали, там, за лесом, за жизнью, вне планеты.
- Привет – тихо произнес парень
- Добрый день – ответила Виктория, даже не поворачиваясь к своему отцу
- Как настроение?
Девушка, вслушиваясь в слова заунывной песни, медленно открыла тетрадь. Она долго листала ее, рассматривая красивые рисунки, где изображены счастливые семьи, что качают на руках мертвых детей, портреты, картины шприцов и наркотических приходов. А вскоре, она наткнулась на письмо. Некоторые буквы были не разборчивы. Видимо, их смыло влагой, которая капала из глаз автора.
«Вчера мы вернулись с больницы…».
- Не очень. А твое?
- Мое нормальное – ответил Макс – Что тебя тревожит?
- Смерть – тихо произнесла Виктория, продолжая смотреть куда-то за пределы планеты, в самое сердце холодного космоса
- Думаешь о маме?
«Сколько боли может уместиться во мне? Я смотрю в окно и вижу, как Макс счастлив. Он играет с нашей «победой». А сколько было пройдено? Я вспоминаю, как мы познакомились. Иногда, мне хочется сбежать от него, но чувства сильнее. Я не смогу уйти!
Я – идеал. Сколько боли уничтожила в организме Макса? Всегда была рядом. В любом случае…».
- Не только о маме – ответила Виктория
- О ком еще?
- О себе, о тебе – девочка перевернулась – Ты помнишь?
Лицо Виктории было изуродовано. Черные гниющие пятна расползались по ее лику, стараясь соединиться в узоры, чтобы прожечь бледную кожу. Глаза растекались, словно тающие глыбы вечных снегов. Они превращались в слезы, капая на деревянный пол. Едкий запах смерти наполнял комнату. Казалось, совсем скоро из лица Виктории вылезут мерзкие черви, которые проедают плоть, чтобы увидеть мелкие лучи солнца, что застилали комнату тонкими бликами. По ее бледным рукам расползались синие вены. Такой прекрасный нательный рисунок. Макс даже видел, как кровь пульсирует внутри изображения, принося туда великолепный красноватый оттенок. Этот своеобразный цвет манил к себе, не позволяя даже произнести нужных слов. Виктория была другая. Нет, в ней не было больше жизни. Она ушла за границу смерти. Психологические лабиринты владели ее душой, ломая на куски, на тысячи мельчайших молекул. Ножки девочки покрывали ссадины, словно кто-то бил ее. А на устах, в самых уголках, засохли кусочки рвоты.
- Папа – повторила Виктория – Ты помнишь?
«… Но сейчас все по-другому. Я не справляюсь. Он все дальше уходит в свои грезы и мечты. Макс болен. И эпидемия сильнее его. Даже моя помощь умерла в попытках зацепиться за него! Я больше не вижу просвета в его глазах! Сейчас я смотрю в окно и вижу радость! Но ее нет! ...».
Виктория подходила все ближе к Максу.
- Что я должен помнить, солнце?
- Как вы ждали меня – голос девочки захрипел – И как вернулись домой. Без меня!